Дикий Талант - Обедин Виталий

Изрядное получилось похмелье.

Хотя начиналось все примерно так же весело.

«Ты не ответила на мой вопрос». Лота прочитала записку, подняла взгляд: — Како й? — вздохнул. Ну да, в общем-то я не рассчитывал, что сестрица вспомнит. Вынул из обшлага камзола следующую записку.

«Зачем я здесь?»

— Потом, — сказала Лота. — Вечером все узнаешь. Там и решишь, согласиться или нет на мое предложение.

— Т-твое? — Я поднял брови.

— Предложение Элжерона, — поправилась Лота. Скомкала бумагу. — Давай, всему свое время, а?

Я помолчал. Хорошо, пусть будет так. Кивнул, взял Лоту за руку — она вздрогнула. Попыталась выдернуть ладонь — я удержал, потянул к себе. Бархатная кожа перчатки. Аккуратно, пальчик за пальчиком, раскрыл ее ладонь…

Вынул бумажный комочек и опустил в карман камзола. Там записок уже порядочно скопилось.

Лота смотрела с удивлением.

Экипаж свернул направо, подпрыгнул, загремел по брусчатке. Лошадям вдруг стало трудно идти. Тряска усилилась. Я понял, что все еще держу Лоту за руку. От ее пальцев шло тепло, ощутимое даже сквозь тонкую перчаточную кожу. Потом понял, что моя рука дрожит, а сестрица смотрит на наши руки, и лицо у нее — странное.

Проклятье!

Я отдернул руку — быстрее, чем следовало, — и откинулся на сиденье. Держи себя в руках, Генри.

Я ненавижу быть слабым.

Ненавижу.

Потом Лота положила свою ладонь поверх моей. Серый бархат перчатки. Тепло. Так и сидели до самого парка. Позади оставались дома, улицы, водосточные трубы, люди, подъезды, раскрытые окна, офицеры и дамы, солдаты в буфах и женщины в белых платьях, кареты и лошади, вывески и уличные торговцы. Когда экипаж остановился, я даже пожалел, что поездка так быстро закончилась. Мне бы еще ехать и ехать вот так, ни о каком будущем не думая.

Почему-то, гуляя с кем-то под руку, не думать об этом ком-то сложнее, чем сидя в экипаже.

— Баронесса. — Офицер приложился к перчатке. Затем его взгляд обратился ко мне.

Я открыл рот…

— Генри Уильямс, граф Тассел, — опередила меня сестрица. — Мой кузен. Прибыл из своих владений на западной границе Ура, Блистательного и Проклятого. Познакомься, Генри. Джеймс Кегнит, старший помощник коменданта.

— Лейтенант Кегнит, — сказал офицер. — Здесь у нас без церемоний.

Кисть его мягко взлетела, показывая: совсем без церемоний. Такая вялая бабочка. Короткие пальцы. Забавно, до чего все в Наоле расслабленные, словно отдыхать сюда приехали, а не глотки друг другу резать. Я улыбнулся: понятно.

— Оч-чень п-приятн-но.

— Для участия в военной… кампании? — Кегнит смотрел на меня с легким интересом, без тени подозрения. На войну так на войну. Сейчас все едут на войну. Даже калеки и заики. Щека у меня дернулась.

— Д-да. В — Прекрасно, — вежливо произнес Кегнит, сделав вид, что не замечает моего нервного тика. — Думаю, граф, здесь вы… будете скучать. Ничего не происходит. Ничего, заслуживающего внимания… я считаю.

Его манера расставлять паузы начала меня раздражать. Кажется, я только говорю заикаясь, а Кегнит так думает.

— Р-разве? Я сл-лышал о к-казнях.

— Ох, — произнес он расслабленно, — сущая ерунда. Утром повесили двух… шпионов. Я думаю, что они были шпионами. А кем еще? — Кегнит пожал плечами. — Сейчас шпионов много развелось. Каждое утро… вешаем. Меньше не становится. Это даже… скучное занятие, не поверите. К слову, у нас здесь определенный распорядок жизни.

— Что вы говорите, — сказала Лота. — Тоже скучный? Кегнит не заметил насмешки. Или сделал вид.

— Скучнейший, баронесса! Скучнейший! Спим до двух дня… обычно. Час продираем глаза, к четырем часам садимся завтракать… Как вы понимаете, без вина никак. И только часам к пяти усаживаемся в экипажи и едем… кататься. Лютецианцы — настоящие рыцари. Когда мы встречаемся с ними… мы любезно раскланиваемся. Вас это удивляет, граф?

Я пожал плечами.

— Н-нисколько.

— Видите ли, мы здесь считаем… война — занятие благородное. Это вопрос воспитания. Дворяне из Лютеции — чудесно воспитаны… этого у них не отнимешь. Мы собираемся по вечерам на Верейском поле… это всего лига от Наола. Поединки, знаете, вино, женщины… весело. Поедете с нами, Генри? Вы ведь для этого прибыли? Обещаю вам, вы не пожалеете. А шпионы… шпионы — обычно дурно воспитаны. Именно поэтому мы их и вешаем. Дурное воспитание — восьмой смертный грех, и наказывать его стоит… со всей строгостью.