Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна

Во главе местной лавочки, конечно, стоял комендант. Вернее, не стоял, а ловил. Лососей. Спокойно дожидаясь, пока сделка совершится и ему принесут туго набитые медью мешочки. И вчера был как раз такой день. Но почему эрте Элбен отправил вместе с солдатом нашего деревенского дурачка? Ведь тот мог стать никому не нужным свидетелем происходящего… Ага. Именно «никому не нужным». Вряд ли в торговлю были посвящены все гарнизонные оболтусы, иначе с ними пришлось бы делиться. В другом месте, более многолюдном, скажем, имей комендант в подчинении уже под сотню людей, легко было пригрозить и приструнить, а тут он сам рисковал нечаянно свернуть шею, возвращаясь с рыбалки. Как было сказано? У второго патрульного вдруг заболела нога, а отправлять вместе с осведомленным лицом неосведомленное было неприемлемо. По деньгам. Вот наш усатый друг и воспользовался подвернувшимся под руку рыжим пареньком, настроенным на совершение подвигов. А при случае дурачка можно ведь было и «потерять» где-нибудь в лесу, верно?

– И что вы все вчера решили?

Юноша зло раздул ноздри:

– А ничего. Я сказал маме, что возвращаюсь.

– И ее это, конечно, не порадовало?

Он плюнул бы мне в лицо, если бы уже не пообещал себе дожить до грядущей казни, а так всего лишь гордо и скорбно промолчал.

– Значит, ты повернулся и ушел?

– Ничего другого не оставалось.

– А подождать еще одну подорожную?

– Их приносят раз в седмицу, не чаще. Что бы я делал в лесу столько дней?

Разумно. Но, как зачастую и случается, поступок, совершенный по всем правилам логики, оказался не тем, что требовалось.

– Что случилось потом?

– Я не видел. Ушел слишком далеко.

– Но ведь слышал?

Лицо юноши скривилось от боли, только совсем не той, что причиняли туго затянутые узлы.

– Они спорили. Слов было не разобрать, да я и не прислушивался. Вот только потом…

– Потом?

– Мама закричала.

– И ты бросился назад?

Он опустил взгляд:

– Я не успел.

Ну это мы все уже поняли. И хотя бы одно то, что на твоей одежде нет брызг крови и прочих следов сражения, кроме совсем свежих, полученных, когда тебя пеленали, легко доказывает: в случившемся на поляне ты не участвовал.

– Когда ты вернулся, все были мертвы?

Он кивнул, сглатывая слюну и морщась так, будто она вдруг оказалась горче полыни.

– И лежали так, как лежат сейчас?

– Да.

– А убийца?

– Его здесь не было.

– Сколько времени прошло с того мига, как ты услышал крик, и до того момента, когда оказался на поляне?

– Немного. Одна минута. Может, две. Я бежал.

Пожалуй, не врет. Будь он дальше, не слышал бы ни шума спора, ни крика. Но уложить за столь короткий промежуток столько человек… Надо быть очень быстрым и умелым. Или очень сильным.

Я снова прошелся вдоль мертвых тел, присматриваясь повнимательнее.

Женщину определенно убили ударом в голову. Девочке разорвали грудь наискось от правой ключицы. Таким движением, будто убийца отмахивался. Мол, отойди в сторону, глупая, ты мне мешаешь. И не рассчитал приложенной силы. Проводник лежал странно скрючившись. Бился в судорогах, прежде чем умереть? Да еще пальцы впились в землю. Такое бывает, когда испытываешь сильную боль. И мне не нравится, как выглядит его поясница. Не может она изогнуться под таким острым углом. Позвонки не позволят. Если только связки между ними не порваны.

Я присел на корточки, вытянул охотничий кинжал из ножен на поясе проводника и взрезал одежду. Да, кто-то сломал бедняге позвоночник. Но, видимо, обездвижил только наполовину, поскольку тот продолжал дергаться. Недолго. Скажем, еще один вдох, пока убийца не отправил свою жертву в мир иной новым ударом все по тому же позвоночнику, только в верхней его части. Шейной.

А вот с солдатским костяком все в порядке. Горло вырвано и все. Даже видны концы опустевших соломинок кровеносных сосудов. И солдат, в отличие от проводника, пытался сопротивляться. По крайней мере, успел вынуть свой нож. Но добраться им до противника не смог: лезвие чистое, без единой капельки крови.

Кто-то хорошо здесь поработал. Быстро. Надежно. Грязновато, но с кем не бывает? Он уже вполне мог успеть сменить одежду и уйти далеко-далеко отсюда. Если бы умел думать. А Дерк, судя по рассказам Ньяны, в сем искусстве не преуспевал. Но лишь до недавнего времени, как выяснилось минутой спустя.

Он возник на краю поляны, не потревожив ни единой веточки ни под ногами, ни на голых кустах. Собственно, я и заметил его появление, только услышав позади себя сдавленный вздох защитницы и подняв взгляд. Да, парень дюжий. Мыслей в голове нет, зато руки большие, сильные и… Натруженные. На костяшках кожа содрана. Ногти черные, но той самой ржавой чернотой, что оставляет запекшаяся кровь. Ну что ж, вот и наш убийца собственной персоной?