Ведьмы из Эсткарпа - Нортон Андрэ

— Ты говоришь так, словно она моя, — дивилась я чаше, ведь красоты была она несравненной и подобной могла я уже никогда не увидеть.

— Твоя она и будет, когда придет время и нужда приспеет. Твоя она и Элина. Но только ты по природе своей можешь извлечь из нее пользу, — и не сказала Офрика тогда ничего больше.

Поведала я об Офрике, которая была так близка мне, и об отце моем, что ходил, говорил и жил так, словно тонкая броня отделяла его от остальных людей. Но не говорила я пока об Элине.

Рождены мы были в едином рождении, но не были копией другого. Только лицом и фигурой были мы схожи. А интересы наши были различными. Он любил действовать, любил фехтовать и душно было ему в спокойном мирке Роби. Он был безрассуден, и частенько отчитывал его отец, когда заводил он других мальчишек в опасное место. А иногда он стоял рядом с домом и глядел на горы с такой тоской в глазах, что казался прикованным соколом.

Я искала свободу внутри себя, он — снаружи. На уроки Офрики ему не хватало терпения. И, подрастая, все чаще поговаривал он о Джурби, о службе у Властителя Долины.

Мы знали, что когда-нибудь отцу придется отпустить его. Но пришла война, и все решилось без нас. В год Огненного Тролля неприятели вторглись в Высокий Халлак.

Они пришли с моря, и окаменело лицо отца, когда услышал он о набегах на прибрежные владения и города. Похоже, пришельцев этих он знал хорошо, и были они врагами. Отбросил он свою отстраненность и однажды вечером с твердой решимостью мужа объявил нам и Офрике свою неизменную волю.

Он решил отправиться к Властителю Долины и предложить свой меч и не только меч — ведь, исстари зная врагов, мог подсказать он кое-что полководцам и усилить сопротивление. Не сводили мы глаз с лица его и понимали, что ни слова, ни дела наши не отвратят отца от выбранного пути.

Встал тогда Элин и сказал, что, коль должен идти отец, он последует с ним как оруженосец. И решимость его была тверда, и суровы были их лица, и словно в зеркале отражали они друг друга.

Но сильней была отцовская воля: сказал он, что до поры место Элина здесь, хранить он должен меня и Офрику. Но поклялся тогда, что вскоре пошлет за Элином, и согласился тот с решением отца.

Не сразу уехал отец, на несколько дней и ночей засел он в кузнице. Но сперва, взяв черного пони, отправился в горы. А вернулся с вьюками тяжелых слитков металла, сплавленных из старинных изделий.

Из металла этого с помощью Калеба сковал он два меча и две тонкие гибкие кольчуги. Одну отдал Элину, другую — мне. Положив их перед нами, он сказал, и было понятно, что слова эти следует запомнить и не забывать в грядущие Дни.

— Нет у меня ее дара предвидения, — редко упоминал он мать, и никогда по имени, словно была она великой госпожой, перед которой склонялся он с почтением и благоговением. — Но приснилось мне, что ждет вас обоих впереди испытание, одолеть которое можно, лишь перепоясавшись не одной волей и стойкостью, присущей тебе, дочь моя. Хотя не как с девушкой обращался я с тобой…

Не найдя более слов, погладил он кольчугу, словно платье из шелка, резко повернулся и вышел, прежде чем успела я что-нибудь сказать в ответ. А на рассвете отправился он горной тропою в Западную Долину. И мы никогда больше не видели его.

Прошел год Огненного Тролля, а мы все еще спокойно жили в нашей зажатой скалами Роби. Но не пришлось Омунду отправиться как обычно в конце года в Джурби: из-за горы пришли истерзанные люди и сказали, что пал Джурби перед врагом в ночь, полную кровавого бесчинства и разбоя. А твердыня Долины осаждена врагами.

Жители деревни собрались на совет. Хоть и прожили они всю жизнь у моря, выходило теперь, что погибель сулит оно им, а бегство в горы обещает жизнь. Молодежь и бессемейные предлагали остаться на месте, но остальные считали, что лучше бросить деревню и вернуться, когда уйдут восвояси пришельцы.

Все решили рассказы беженцев о кровавом погроме, сразу заторопились жители Роби и решили бежать немедля.

Пока шли споры, брат мой слушал все речи молча. Но видела я, что все для себя решил он. И когда мы вернулись домой, то сказала ему:

— Настало время, когда меч не должен оставаться более в ножнах. Если ты решил — уходи, и мы благословим тебя в дорогу. Здесь ты больше не нужен, ведь в горах мы будем в безопасности; никто не знает их секретов лучше нас с Офрикой.

Помолчал он, не отводя от меня глаз, и молвил: