Вспомни о Флебе - Бэнкс Иэн

— Тогда мы вернёмся на корабль. — Хорза тряхнул головой. — Ничего другого нам не остаётся. Там Вабслин сможет проверить датчик массы скафандра и, в зависимости от того, что он обнаружит, мы либо ещё раз спустимся вниз, либо нет. Теперь, когда включён ток, это не отнимет много времени и сил.

— Жаль. — Вабслин ощупывал регуляторы. — Мы не можем использовать этот поезд, чтобы вернуться на станцию «четыре», потому что путь блокирует поезд на станции «шесть».

— Его, вполне вероятно, можно будет сдвинуть, — утешил инженера Хорза. — На какой угодно путь. Если мы возьмём поезд, нам придётся как-то маневрировать.

— О, тогда хорошо, — мечтательно сказал Вабслин и снова повернулся к пульту. — Это регулятор скорости? — указал он на один из рычагов.

Хорза засмеялся и скрестил руки.

— Да. Давай посмотрим, не устроить ли нам небольшую прогулку на этом трамвае.

Он наклонился вперёд, показал Вабслину несколько других регуляторов и рассказал, как подготовить поезд к отправке. Они показывали и кивали, и говорили.

Йелсон нервно вертелась на своём сиденье. Наконец она посмотрела на Бальведу. Женщина Культуры с улыбкой наблюдала за Хорзой и Вабслином. Потом она почувствовала взгляд Йелсон, повернулась, широко улыбнулась, чуть мотнула головой, указывая на обоих мужчин, и подняла брови. Йелсон, помедлив, улыбнулась в ответ и переложила ружьё.

Теперь огни бежали ещё быстрее. Они текли мимо, создавая в сумрачной кабине мерцающий, блестящий узор. Он знал это; он открыл свой глаз и увидел.

Даже чтобы поднять веко, ему понадобились все его силы. Он немного поспал, только не знал, как долго. Боль уже не была такой мучительной. Он некоторое время лежал тихо, косо свисая изломанным телом из чужого сиденья, голова на пульте, рука в небольшом люке рядом с регулятором мощности, пальцы вдавлены под предохранитель рычага.

Так было менее утомительно; он даже не мог выразить, как это было приятно после того ужасного марш-броска ползком — как через поезд, так и через туннель его боли.

Движение поезда изменилось. Он всё ещё покачивался, но теперь чуть быстрее. В движении появился новый ритм, какая-то вибрация, похожая на стук сердца. Квейанорл решил, что даже может слышать его. Шум ветра, что дул в этой пещере — далеко под обдуваемой снежными бурями пустыней наверху. Может, он только вообразил его. Трудно различить.

Он опять почувствовал себя маленьким ребёнком, путешествующим со своими ровесниками и старым кверлом-наставником. Такое же покачивание во сне, и он то погружается в лёгкую, счастливую дремоту, то снова всплывает.

Я сделал всё, что мог, постоянно думал он. Может быть, недостаточно, но это всё, что в моих силах. И это утешало.

Это приносило облегчение, как отступающая боль, как успокаивающее покачивание поезда.

Он снова закрыл глаз. И в темноте тоже было утешение. Он не представлял, сколько уже проехал, но решил, что это не важно. Все снова поплыло от него куда-то прочь, и он начал забывать, почему всё это делал. Но и это было не важно. Пока он не шевелился, всё было не важно. Все. Вообще все.

Дверь вагона-реактора заклинило точно так же, как и во втором поезде. Робот отчаянно ударил в неё энергетическим полем, и отдачей его швырнуло назад.

Дверь даже не дрогнула.

Ой-ой-ой!

Значит, опять придётся воспользоваться кабельными шахтами и каналами. Юнаха-Клосп повернулся, пролетел вдоль короткого коридора и спустился вниз, к инспекционному люку под нижней палубой.

Опять кончилось тем, что всю работу свалили на меня. Можно было не сомневаться. В принципе, то, что я делаю для этого парня, — убийство другой машины. Мне нужно попросить проверить свои схемы. У меня сильное желание ничего ему не говорить, если я вдруг где-нибудь обнаружу этот мозг. Проучить его.

Он поднял люк и спустился в тёмное узкое пространство под полом. Люк с шипением снова закрылся и перекрыл свет. Робот подумал, не открыть ли его снова, но он, конечно, опять автоматически закроется, и тогда он может потерять терпение и повредить эту штуку. Всё это было чуть-чуть бессмысленным и мелочным, поэтому он оставил все как есть. Так ведут себя люди.

Он двигался по узкому каналу к задней части поезда, до того места, под которым должен находиться реактор.

Идиранин говорил. Эвигер слышал его, но не слушал. Он мог также видеть этого монстра уголком глаза, но не смотрел на него. Направив отсутствующий взгляд на своё ружьё, он беззвучно напевал про себя и думал о том, что он сделал бы, если бы — как-нибудь — получил этот мозг в свои руки. Предположим, остальные погибли, и он остался с этим аппаратом. Он знал, что идиране хорошо заплатят за этот мозг. Культура тоже; у неё были деньги, даже если внутри неё ими не пользовались.