Гражданин Галактики - Хайнлайн Роберт Энсон

Торби не был трусом; просто он знал, что лезть на рожон бессмысленно. Все, что он может сделать для папы, надо делать не напрямую. Он не мог «качать права», так как не имел никаких прав, и это даже не приходило ему в голову. Для человека, имеющего полный карман стелларов, возможно было попробовать дать взятку. У Торби же было меньше двух минимов. Оставалось только воровство а для этого он нуждался в информации.

Он пришел к этому решению, как только понял, что полиция вряд ли выпустит Бэзлима. Но на тот невероятный случай, если Бэзлим выйдет на свободу, Торби написал ему записку, что вернется завтра, и оставил ее на полке, где они всегда оставляли почту друг для друга. И ушел.

Когда он высунул голову на поверхность, стояла ночь. Он не знал, день или два он провел внизу. Это заставило его изменить планы: раньше он думал пойти к Инге, бакалейщице, и выведать, что ей известно.

По крайней мере, теперь вокруг не было полиции и он мог свободно передвигаться, только бы не наткнуться на ночной патруль. Но куда идти? Кто сможет и захочет дать ему информацию?

У Торби были десятки друзей, сотни людей он знал в лицо. Но все, кого он знал, подчинялись комендантскому часу, он видел их только днем, и в большинстве случаев понятия не имел, где они живут. Был, правда, один квартал, где комендантский час не действовал. Веселая улица и несколько прилегающих переулков никогда не засыпали. Ради барыша и для удобства прилетающих космонавтов даже ночью не запирались двери пивных, игорных домов и других развлекательных заведений около космопорта. Простолюдин, даже освобожденный раб, мог гулять там хоть до утра, но покинуть квартал между комендантским часом и рассветом он не мог, так как рисковал наткнуться на патруль.

Этот риск не беспокоил Торби; он не собирался никому попадаться на глаза, и, хотя патрулей на улицах хватало, он хорошо знал их привычки. Они ходили по двое и держались на освещенных улицах, отвлекаясь от своего маршрута только на слишком шумные происшествия. К тому же в Веселом квартале сплетни опережали события, включая и такие известии, которые официальные источники информации игнорировали или скрывали. На Веселой улице кто-нибудь наверняка знает, что случилось с папой.

До Веселого квартала Торби добрался по крышам. Он спустился по водосточной трубе в грязный двор, пошел по Веселой улице, остановился недалеко от уличного фонаря, поглядывая по сторонам, чтобы не попасться на глаза полицейским, и попытался найти кого-нибудь из знакомых. Народу тут шлялось множество, но почти все они были приезжими. Торби знал владельцев всех заведений, но ему не хотелось входить ни в одно из них: он боялся наткнуться на полицию. Он хотел найти знакомого, которому мог бы довериться, и поговорить с ним в безопасном месте. Но не видел ни врагов, ни дружеских лиц, хотя минуточку, вон тетушка Сингхэм.

Из множеста гадалок, промышлявших на Веселой улице, тетушка Сингхэм была лучшей, она всегда предсказывала только хорошее. Если гадание не сбывалось, клиент никогда не жаловался; теплый голос тетушки звучал убедительно. Поговаривали, что она увеличила свое состояние тем, что сообщала кое-какие сведения полиции, но Торби этому не верил, потому что папа это отрицал. Она считалась хорошим источником новостей, и Торби решил это проверить, в крайнем случае она донесет полицейским, что он жив и на свободе, а это они и так знают.

За углом справа от Торби находился портик «Небесного Кабаре», перед ним на мостовой расстелила свой коврик тетушка, ожидая, что клиенты повалят к ней после окончания представления. Торби хорошенько огляделся и подошел почти к самому кабаре, держась в тени стены;

– Тс-с-с, тетушка!

Она оглянулась, вздрогнула, но лицо ее оставалось безразличным. Едва шевеля губами, она произнесла достаточно громко, чтобы он услышал:

– Да ты что, сынок! Спрячься! Ты рехнулся?

– Тетушка… куда они его девали?

– Залезь в нору и дверь за собой закрой! Награда объявлена.

– За меня? Глупости, тетя, никто за меня награду не даст. Скажите, где они его держат? Вы не знаете?

– Нигде не держат.

– Как нигде?

– Ты что, не знаешь? Бедняга! Они же ему голову отрубили!

Торби был так поражен, что потерял дар речи. Хотя Бэзлим не раз говорил о том времени, когда его не станет, Торби никогда в это по-настоящему не верил, он не мог представить папу мертвым.

Он не расслышал, что она сказала еще, и ей пришлось повторить: