Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович

– Держись рядом, – предупредил я. – Думаешь, я все запомню?

– У вас в ухе передатчик, – напомнил он. – Вам будут подсказывать имена, даты, должности… даже шуточки.

– Шуточки не надо, – отрезал я.

– Почему? Это придает легкость…

– Не до шуточек. Все равно будь под рукой. А то вдруг передатчик сломается?

– Да не должен, – сказал он уверенно. – Японский!

Я взглянул остро, но его лицо оставалось серьезным. Даже не понял, что лягнул меня в самое больное место. Раньше говорили: «Советское – значит, отличное!», теперь же при слове «отечественное» кривится даже самый записной патриот, а иностранное – любое! – воспринимается уже как со знаком качества.

Сперва я выделил взглядом военных: по форме и по манере держаться – все обособленными группками, поглядывают по сторонам настороженно, набычившись, исподлобья, в то время как дипломаты ходят с приклеенными широкими доброжелательными улыбками, каждый – само радушие и чистосердечие.

Как ни странно, дипломаты гораздо подтянутее и спортивнее военных, те просто растолстевшие бабы в военных мундирах, обвешанных орденами и украшенных рядами нашивок. Впрочем, это понятно, у дипломатов и прочих политиков имидж играет едва ли не главную роль, в то время как эти генералы и маршалы сидят в подземных бункерах, в рукопашную не ходят, прошли времена дмитриев донских и мининых с пожарскими.

Журналисты расположились под стенами, операторы беспрерывно снимают, отчего дипломаты улыбаются еще ярче, сверкая белозубыми улыбками, а военные, попадая под прицел телекамер, пытаются подтянуть животы и хоть как-то выпрямить горбатые и закостенелые, как панцири черепах, спины.

Правда, есть исключения: военные министры теперь в штатском, как и дипломаты, и еще многочисленная категория лиц, которые не определяются вовсе: могут быть как среди репортеров, так и среди официантов, наверняка даже среди музыкантов, что тихонько играют нечто камерно-классическое. Впрочем, среди дипломатов тоже каждый третий, если не каждый второй работает на разведку прямо, а косвенно работают все.

– Свершилось! – сказал я. – Сколько стран, государств, королевств, империй, сколько некогда великих народов заканчивали существование в пыли и руинах?.. Но только Россия жила подвижнически и уходит со сцены не просто красиво, а своим уходом неизмеримо укрепляет весь западный мир, всю западную цивилизацию.

Я смотрел в нацеленные на меня телекамеры, улыбался, как учила Юлия, и сам видел за этими объективами весь мир. Никогда мир уже не будет прежним. В холодноватую и разжиженную кровь европейцев, а штатовцы – тоже европейцы по большому счету, вольется горячая свежая кровь русских дикарей, талантливых, беспутных, косоруких умельцев.

Когда я, закончив речь, поблагодарил за оказанное мне доверие, юпитеры погасли, я снял с лацкана пиджака защелку микрофона, ко мне подошел Лукошин и крепко пожал руку.

– Большое спасибо, – прогудел он. – Все-таки сумели довести этот перегруженный транспорт! Я просто не верил, столько мин и ловушек… Теперь переходим в стаз пенсионеров, начинаем отдыхать?

Я спросил несколько невпопад:

– Кстати, по какой системе в Штатах выбирают президента?

Лукошин хотел было ответить с лету, но задумался о подоплеке вопроса, взглянул на меня понимающе.

– Какая разница? В той новой стране правила будут новые.