Форма жизни - Ливадный Андрей Львович

— Я не могу дать вам разумных, исчерпывающих объяснений, — торопливо заговорил он, желая поскорее закончить формальности. — Вам следует подписать акт опознания, а все остальные бумаги, в том числе и официальные объяснения, вы получите в офисе компании вместе с личными вещами вашего отца и деньгами, причитающимися ему по контракту...

Он все что-то говорил, говорил, но Мари уже не слышала его.

Это случилось. Она увидела отца и позволила внушить себе, что он мертв, хотя глаза не узнавали этих изуродованных черт... Лист компьютерной распечатки с данными сравнительного анализа ДНК дрожал в ее руках, но Мари даже не заглянула в предложенный текст заключения экспертов. Грубая реальность подломила ее разум, разрушив все зыбкие перегородки надежд, которые она строила и лелеяла в душе с самого утра, после того, как ей позвонили и с вежливым участием сообщили о трагедии и предстоящей процедуре опознания.

Ей было жутко думать о том, что отец был уже мертв целых полтора месяца, которые требовались космическому кораблю на перелет от Марса до Земли. А она ждала его...

Мир вокруг нее внезапно схлопнулся, словно Мари окутал черный кокон безвременья.

Она выполняла какие-то действия, действительно подписала предложенную бумагу, силясь, но не сумев прочитать ее, потом ей опять стало плохо, и из-за этого разум пропустил момент прощания с отцом. Когда ее взгляду вернулась резкость восприятия, носилки уже были задвинуты на место и ячейка закрыта, а просить, чтобы их выдвинули повторно, у Мари не хватило духа.

Ее тело продолжало жить, а разум, казалось, оледенел, перестал адекватно реагировать на реальность.

Губы шевелились, с них слетали односложные слова, функционировали руки и ноги, билось сердце, но это уже нельзя было назвать жизнью...

В коридоре морга ее ждал незнакомый мужчина, одетый в темный деловой костюм.

Он взял ее под руку, словно давний знакомый.

— Нас ждет машина, — лаконично сообщил он, поймав вопросительный взгляд ее покрасневших глаз.

Мари была раздавлена, дезориентирована, она потеряла всякое ощущение пространства и времени... По сути, в эту минуту ей было все равно, куда и с кем идти. Ледяной холод, комом застывший в груди, продолжал расти.

Погрузившись в свое безысходное состояние, она почти не реагировала на окружающие события. Салон автомобиля, мелькание уличных огней за тонированным окном — все это скользило по периферии сознания, не проникая в разум, и очередной раз она очнулась лишь в момент, когда ее вежливо пригласили выйти.

Выбравшись из уютного сумрака пропахшего искусственной кожей автомобильного салона, Мари подняла взгляд и поняла, что стоит на площади перед претенциозным зданием ультрасовременного небоскреба, по фасаду которого в сгущающихся сумерках то и дело пробегала ослепительная надпись: Корпорация «Дитрих фон Браун». Межпланетные перевозки, колониальные проекты, разработка внеземельных рудных месторождений.

— Нам сюда, — ее провожатый ненавязчиво взял Мари под руку и повел к входу в здание.

Помещение, куда привели Мари, напоминало стандартный офис, только очень больших размеров. Посередине стоял Т-образный стол, вдоль него выстроились вращающиеся кресла со встроенными в подлокотники мини-компьютерами. Два более внушительных терминала занимали все пространство от пола до потолка, располагаясь с таким учетом, чтобы с председательского места можно было свободно дотянуться рукой до их рабочих панелей.

Сейчас тут находились четверо.

Один из них нервно мерил шагами толстое, поглощающее звук покрытие пола, второй курил, стоя у приоткрытого окна, третий просматривал электронные документы, поступающие на монитор компьютерного терминала, а четвертый просто сидел, сцепив руки в замок, и с мрачным видом глядел перед собой, погрузившись в тяжелые раздумья.

Мари мгновенно узнала его. Это был Майлер фон Браун — нынешний глава корпорации.

Дверь тихо клацнула, затворяясь за провожатым, и все присутствующие невольно повернули головы на звук.

Фон Браун встал. Они когда-то встречались, мельком, на одном из приемов, куда брал ее отец.

— Мария... — его голос прозвучал глухо в ватной тиши кабинета, — я попросил привезти тебя сюда, чтобы лично выразить свои соболезнования. Твой отец значил для нас очень много, и мы...

Терминал, расположенный справа от кресла главы корпорации, вдруг издал серию тонких тревожных сигналов. Дейвид Мошер, вице-президент корпорации, которого Мари также знала в лицо, молча покосился на экран. Протянув руку, он отключил зуммер, но плавное течение скорбной речи Майлера уже было безнадежно скомкано.

Мари вдруг ощутила смертную тоску. Все происходящее казалось фарсом на фоне обрушившейся на нее утраты. Они не могут так говорить об отце, не могут соболезновать ей, потому что сами не испытывают и сотой доли той потрясенной скорби, которая ледяным комом застыла в ее груди.

— Как это произошло?.. — Она нашла в себе силы задать этот вопрос, хотя каждое слово давалось с трудом, а пересохшее горло казалось шершавым, как кусок наждачной бумаги.

— Это был несчастный случай, — ответил Майлер, взяв со стола тонкую прозрачную папку.

— У него отрезана голова... — тихо произнесла Мари.

Фон Браун вздрогнул, но это была лишь мгновенная, тут же подавленная усилием воли слабость.

— Там, на заводе, произошел взрыв, — негромко проговорил он. — Кроме твоего отца, пострадали еще несколько десятков человек, и некоторых из них действительно пришлось собирать по кускам... — Он осекся, заметив, что силы вот-вот покинут измученную Мари, и не стал продолжать — просто протянул ей папку.

Она взяла ее похолодевшими, дрожащими пальцами.

— Там официальный отчет, все необходимые тебе документы и кредитная карта... — Он скорбно вздохнул. — Твой отец проработал в корпорации двадцать лет, и мы не хотим, чтобы ты нуждалась хоть в чем-то.

Мари не нашла сил ни на возражения, ни на благодарность.

Наступила неловкая пауза. Тишина казалась тягостной, осязаемой.

— Если тебе что-то понадобится, обратись к моему секретарю, вот визитная карточка. Мы все сделаем, уверяю тебя.

Мари машинально кивнула. Ей не хотелось находиться тут. Она не понимала, почему принесенные этим человеком соболезнования так сильно ранят ее и, вообще, отчего проявленное к ней участие причиняет боль?.. Трудно было дышать... Ей хотелось выйти отсюда на воздух поскорее, поэтому она взглянула на фон Брауна, с трудом заставила себя кивнуть и пошла к двери.

— Почему вы не сказали мне сразу?.. — уже находясь на пороге, задала она свой последний вопрос.

Очевидно, Майлер фон Браун ждал чего-то подобного и потому ответил, не задумываясь, заранее заготовленной фразой: