Пролейтесь, слезы… - Дик Филип К.

А сам- то я как выгляжу? Джейсон придирчиво оглядел себя. В бело-красном свете неоновой вывески шелковый костюм смотрелся неплохо. Хотя и помялся. Не самый пик формы, но…, неплохо. Тем более что в полумраке бара деталей все равно не видно.

Джейсон жестом подозвал такси и попросил отвезти его в другую часть города. Туда, где он любил бывать в последние годы, после того как достиг успеха.

Надо идти в клуб, где я уже был. Где я всех знаю. Знаю метрдотеля, гардеробщицу, цветочницу…, если, конечно, они все не изменились, как я.

Хотя, судя по всему, кроме него, никто не претерпел никаких изменений. Изменились лишь его обстоятельства. Других это не коснулось. Отель “Хайат”, в Рено, подумал Джейсон. Гостиная Голубой Лисицы.

– Рено, – сказал он водителю.

Такси оторвалось от земли и пошло по дуге вверх. Джейсон наслаждался полетом. Машина стремительно набирала скорость. Похоже, верхним коридором мало кто пользовался, лимит скорости был не меньше тысячи двухсот миль в час.

– Мне надо позвонить, – сказал Джейсон. Открылась панель на левой дверце, появился микрофон на скрученном шнуре.

Номер Гостиной Голубой Лисицы Джейсон знал наизусть. Он набрал номер. Спустя мгновение в трубке послышался щелчок, и мужской голос произнес:

– Гостиная Голубой Лисицы. Фредди Гидроцефалик дает два ночных шоу, в восемь и двенадцать, всего за тридцать долларов вы сможете насладиться великолепным представлением в компании наших девушек. Чем могу вам помочь?

– Это ты, Джампи Майк? – спросил Джейсон. – Добрый, старый Майк Попрыгунчик?

– Собственной персоной. – Голос тут же потерял официальность. – А кто это? – поинтересовался Майк и дружелюбно хихикнул.

Глубоко вздохнув, Джейсон произнес:

– Джейсон Тавернер.

– Простите, мистер Тавернер, – растерянно протянул Майк, – только я не припомню так сразу…

– Это было давно, – остановил его Джейсон. – Можете заказать для меня столик в самом начале зала?

– Простите, мистер Тавернер, но Гостиная Голубой Лисицы полностью заказана.

– Что, ни одного столика? – опешил Джейсон. – За любые деньги?

– Мне очень жаль, мистер Тавернер. Ни одного. Позвоните нам через две недели. – Добрый старый Майк Попрыгунчик отключился.

Тишина.

Дьявольщина, подумал Джейсон.

– Будь оно проклято! – проревел он вслух и с такой силой стиснул зубы, что едва не взвыл от боли в тройничном нерве.

– Едем в другое место, приятель? – бесстрастно поинтересовался водитель.

– В Лас-Вегас, – прохрипел Джейсон. Попробую гостиную Нелли Мелбы в “Руке Дрейка”, решил он. Недавно ему там крупно повезло. Пока Хизер Гарт была на гастролях в Швеции. Вполне приличное место. Много симпатичных дамочек. Все играют, выпивают, развлекаются. Стоит попробовать. Тем более что Голубая Лисица…, как, наверное, и все подобные заведения, для него теперь закрыта.

Спустя полчаса такси опустилось на посадочную площадку на крыше “Руки Дрейка”. Подрагивая от ночной прохлады, Джейсон прошел к бегущей вниз ковровой дорожке. Спустя несколько секунд он окунулся в теплую цветную круговерть гостиной Нелли Мелбы.

На часах семь тридцать, скоро начнется первое шоу. Судя по анонсу, здесь тоже выступал Фредди Гидроце-фалик, правда, с урезанной программой и за меньшие деньги. Может, он меня вспомнит, подумал Джейсон. Хотя вряд ли. Если его не помнила Хизер Гарт, то что уж говорить об остальных.

В переполненном баре он нашел единственный не занятый стул и, когда бармен наконец обратил на него внимание, заказал бокал горячего шотландского виски с медом. На поверхности плавал кусочек масла.

– С вас три доллара, – объявил бармен.

– Запишите на мой… – начал было Джейсон, но вовремя остановился, махнул рукой и протянул пятерку.

И тут он увидел ее. За соседним столиком. Несколько лет назад она была его любовницей. С тех пор они не виделись. Фигура у нее по-прежнему хороша, отметил Джейсон. Хотя баба уже в летах. Руфь Раэ. Ну надо же!

Чем Руфь отличалась от остальных женщин, так это сообразительностью. У нее хватало ума никогда не загорать. Ничто не старит женскую кожу так быстро, как загар. Большинство женщин об этом и не подозревают. Если бы Руфь загорала, то сейчас, в ее годы…, он прикинул, сколько же ей может быть…, тридцать восемь, тридцать девять, не меньше, кожа ее превратилась бы в сморщенный пергамент.