В мгновение ока - Брэдбери Рэй

— Ничего себе! Сколько же ей лет?

— В двадцатые годы, когда я был от горшка два вершка, ее крутили день и ночь.

— «Все хорошо, или Одна беда — собака ваша сдохла»? — переспросила Сэл, глядя в глаза отцу.

— Эту пластинку ставят на собачьих похоронах, — пояснил он.

— Кроме шуток? — усомнилась Рут Бентли.

Тут позвонили в дверь.

— Неужели это за Песиком, машина с кладбища?

— Не может быть! — закричала Сьюзен. — Еще рано!

Повинуясь единому порыву, семья выстроилась плечом к плечу между своим любимцем и надрывающимся звонком, поставив заслон вечности.

А потом все дружно заплакали.

Что удивительно и в то же время трогательно: на похороны пришло множество народу.

— Я и не знала, что у Песика было столько друзей, — всхлипнула Сьюзен.

— Шакалил по всей округе, — фыркнул Родни.

— О мертвых плохо не говорят.

— А что, неправда, что ли? Иначе с чего бы сюда пожаловал Билл Джонсон? И Герт Сколл, и Джим — из дома напротив.

— Эх, Песик, — сказал Роджер Бентли. — Жаль, ты этого не видишь.

— Он видит. — У Сьюзен потекли слезы. — Не важно, где он сейчас.

— Рева-корова, — зашипел Родни. — Тебе дай почитать телефонный справочник — ты и над ним слезами обольешься.

— Заткнись! — не стерпела Сьюзен.

— Сейчас же замолчите, оба хороши!

И Роджер Бентли, опустив глаза долу, вошел прямиком в ритуальный зал, где в уютной позе покоился Песик. Ящик для собаки выбрали не слишком роскошный, но и не слишком простой, а как раз такой, как нужно.

В руках у Роджера Бентли был старый, облезлый патефон. Из-под стальной иглы вырывалось шипение и потрескивание. Соседи выстроились полукругом.

— Похоронного марша не будет, — коротко объявил Роджер. — Только это…

И голос из далекого прошлого стал выводить историю о том, как хозяин, вернувшись с курорта, расспрашивает домочадцев, что произошло в его отсутствие.

Они ему: «Все хорошо, любезный наш хозяин». А потом спохватились: «Одна беда — собака ваша сдохла. Ох, даже вспомнить тяжело».

Собака? — не верит своим ушам хозяин. — «Да как же так — моя собака сдохла?! Как это все произошло?»

«Виной всему — горелая конина».

При чем тут горелая конина? — пытает хозяин.

«У нас намедни вспыхнула конюшня». Ну, собака, мол, объелась горелой конины и сдохла.

Да как же так? — кричит хозяин. — «И почему огонь попал в конюшню? Как это все произошло?»

«Да ветром искру принесло, лошадок крепко припекло, собака сразу тут как тут…»

Ветром искру?… — выходит из себя хозяин. — Как это все?…

«Да занавески занялись, до неба искры поднялись…»

Занавески? Неужто сгорели занавески?!

«Да поминальная свеча была куда как горяча…»

Поминальная?

«Да ваша тетушка слегла и Богу душу отдала, а поминальная свеча была куда как горяча, и занавески занялись, до неба искры поднялись, их в стойло ветром принесло, лошадок крепко припекло, собака сразу тут как тут…»

Короче: все хорошо. Одна беда — собака ваша сдохла!

Пластинка издала прощальный хрип и умолкла.

В тишине у кого-то вырвался сдавленный смешок, хотя в песне говорилось о смерти — собачьей и человеческой.

— Теперь, по всей видимости, нас ждет лекция? — Родни был в своем репертуаре.

— Нет, проповедь.

Роджер Бентли положил руки на конторку, сверяясь с несуществующими заметками.

— Трудно сказать, что привело сюда нашу семью: мысли о Песике или же о нас самих. Думаю, верно и то и другое. Мы живем себе — и горя не знаем. Сегодня на нас впервые обрушилось несчастье. Конечно, не стоит гневить судьбу, чтобы, не дай бог, не накликать новые беды. Но давайте попросим: смерть, сделай милость, не спеши в нашу сторону.

Он повертел в руках пластинку, будто читая слова песни среди спиральных дорожек.

— Все было хорошо. Вот только на тетушкиных похоронах от свечи вспыхнули занавески, искры разнесло ветром, и собака приказала долго жить. У нас же — как раз наоборот. Много лет все было хорошо. Никто не мучился сердцем, не страдал печенью, жили — не тужили. Нам ли сетовать?

Тут Роджер Бентли заметил, что Родни следит за временем.

— Когда-нибудь придет и наш срок. — Роджер Бентли заторопился. — В это трудно поверить. Мы избалованы благоденствием. Но Сьюзен правильно сказала: Песик своей смертью послал нам осторожное напоминание, и мы должны прислушаться. А заодно порадоваться. Чему? — спросите вы. Тому, что мы стоим у истоков невероятной, поразительной эры — эры долголетия, которая останется в веках. На это можно возразить: если будет война, все пойдет прахом. Не знаю… Скажу только одно: хочу верить, вы все доживете до глубокой старости. Лет через девяносто люди победят сердечные болезни и злокачественные опухоли, а потому станут жить дольше. В мире будет меньше горя — и слава Богу. Легко ли этого достичь? Нет, нелегко. Возможно ли к этому прийти? Да, возможно. Не везде, не сразу. Но в конечном счете мы приблизимся к этой цели. Вчера я вспоминал, что полвека назад проведать дядю с тетей, деда и бабушку, братьев-сестер ходили на кладбище. Все разговоры вертелись вокруг смерти. От нее было некуда деться. Время вышло, Родни?