Черная богиня - Вронский Константин

Павел внимательно глянул на товарища по несчастью. Шелученко напряженно щурил маленькие глазки-буравчики с красными от хронического неумывания веками. На кончике носа, словно точка от вопросительного знака, висела зеленоватая соп-лина.

— Не знаю, — проворчал Павел и брезгливо отодвинулся от Алика. — Ничего я не знаю.

— Ну, тогда я постараюсь послать ему положительный импульс, — важно заявил Алик, а затем ни к месту хихикнул.

Савельев рванул ворот рубашки, словно ему было нестерпимо душно, и выскочил прочь из храмовых покоев.

В саду при храме находилось священное озеро. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что глазам Савельева открылась блестящая вода, а на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега.

То, что довелось увидеть Павлу, он не забудет уже никогда.

В ладье сидела царица-богиня Сикиника с распущенными волосами. Внезапно в полной тишине она воздела руки к небу и начала плач: плач по только что ушедшей в землю погребенных подруге, плач по погибшему две зимы назад царственному супругу:

— Приди в свой дом, о мой бог! Приди в свой дом, мой супруг! Осирис, прекрасный юноша, не имеющий врагов, приди в свой дом! Я зову тебя и плачу, так что слышно даже на небесах, ты же не внемлешь моему гласу!

Словно издалека долетел до слуха Савельева хор низких мужских голосов:

— Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Его убил Сет, и нет больше жизни в его теле. Плачь, богиня, его убил Сет!

«Здорово, что я потратил столько времени, чтобы выучить этот древний, практически забытый язык», — мелькнуло в голове Савельева.

— Его убил Сет!…

«А кто убил моего Осириса?» — всхлипнула Сикиника, прикрывая глаза, в которых блестели хрусталики слез.

День, решивший ее судьбу, царица-богиня помнила болезненно-отчетливо. Тогда солнце стояло уже высоко в небе, и от его лучей из влажных после дождя садов поднимались испарения. Тогда шел дождь, тогда бог дождя не гневался на них… День обещал быть жарким и душным. Деревья царского сада казались неподвижными арабесками на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц.

Сикиника решительно поднялась с низкого ложа, лениво потянулась и хлопнула в ладоши.

— Купаться! Всем купаться, — крикнула она рабыням.

Босой ногой царица толкнула Нефру-Ра, задремавшую рядом, и рассмеялась:

— Мы идем купаться!

Служанки торопливо собирали все, что необходимо царице-богине Мерое для купания. Одни нагрузились коробочками с золотой пудрой и склянками с мазями, другие — кувшинами с душистым маслом, третьи побежали за тонкими льняными полотенцами. Пока они суетились, Сикиника примеряла золотые сандалии, удивительно подходившие к ее золотисто-бронзовой коже. У царицы были восхитительные ноги, самые прекрасные ноги во всей Мерое, как говорила ее свита.

Царица шла купаться. Одна рабыня раскрыла над ее головой голубой зонтик, а две другие обмахивали ее длинным опахалом. Под звуки арфы Нефру-Ра прославляла в песнях ее красоту.

У пруда Сикиника сбросила узкое льняное платье, сняла сандалий и скользнула в воду. Благодать и благословение богов — эта вода.

Внезапно рабыни переполошились и завизжали. Солнце закрыла черная тень огромного орла. Он, кружась, спустился, черной молнией вновь взмыл вверх, и в клюве у него было зажато нечто сверкающее на солнце.

Когда все оправились от ужаса, Сикиника заметила, что на берегу осталась только одна сандалия, одинокая и печальная. День был испорчен. Юная царица тогда еще не знала, что ее золотая сандалия окажется в руках будущего ее царственного супруга. Ее Осириса.

— Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Плачь, богиня, его убил Сет!

…К Савельеву, застывшему на берегу пруда в немом восхищении, подошел стражник в чешуйчатом одеянии и, осторожно тронув за рукав, повел прочь от священного пруда…

Глава 17

КОГДА ЖЕНЩИНА ЛЮБИТ

Они долго сидели друг против дружки и грустно молчали. Мальчик доверчиво прижался белокурой головенкой к плечу Холодова… и это было не одним лишь признаком слепого доверия к врачу, взявшемуся спасти его, нет, это стало молчаливым свидетельством страшного одиночества земного бога: ты и только ты — мой единственный друг и товарищ. С тобой и только с тобой я могу говорить обо всем на свете. С тобой и только с тобой мне не нужно быть маленьким богом, этим пресловутым сыном Солнца, которого нельзя видеть простым смертным, к которому нельзя прикоснуться, не связав себя навеки с его судьбой. Здесь и только здесь мне не нужно прятаться под золотой пеленой, прикидываться холодной статуей. Ты и только ты — мой дорогой друг… Я всегда прощу тебя, даже если послезавтра ты ампутируешь мне ногу. Как мне объяснить тебе, что только благодаря твоим усилиям я перестал бояться жизни?..