Зеленые тени, Белый Кит - Брэдбери Рэй Дуглас

— Похоже на рассказ. Где сценарий?

— Потом. Сначала рассказ. И кстати, не разбрасывай его, страницу за страницей, по полу, когда будешь ходить по дому, читая.

Джон склонил голову набок:

— С какой стати я буду это делать, сынок?

— Боже, просто не делай и все.

Он ушел, оставив меня захлопывать дверь. В коридоре я увидел, как он переворачивает страницы, кивая. В библиотеке я услышал его бормотание:

— Да, похоже, пора кончать с розыгрышами в обеденное время. Довольно розыгрышей.

— Боже милосердный, это еще что такое? — вырвалось у меня.

— Что — «это»?

— Протри глаза! Ты только глянь! — сказал я.

И лифтер Гэррити высунулся посмотреть, на кого это я таращусь.

А из дублинской утренней мглы в парадную дверь отеля «Роял Гиберниан» влетел высокий, гибкий, как ивовый прутик, мужчина лет сорока и устремился к регистрационной стойке, а следом за ним пятеро таких же ивовых прутиков — низкорослых юношей лет двадцати, фонтан птичьих трелей — размахивают руками, щурят глаза, моргают, бегают, губы поджаты, лоб то нахмурится, то просветлеет, то покраснеет, то побледнеет, или все враз? А голоса — то безупречное пикколо, то флейта, то певучий гобой — и никакой фальши. Шесть монологов брызжут, сливаясь в единый хор, вызывая друг у друга жалость к самим себе, попискивают и чирикают о тяготах путешествия, о превратностях погоды. Этот кордебалет парил в облаке одеколонного аромата, скользил и выразительно струился мимо меня и ошеломленного лифтера. Они все элегантно столкнулись у стойки, из-за которой на них уставился ошалелый от их музыки администратор. Его глаза округлились, словно две буквы «О».

— Что, — прошептал Гэррити, — это было?

— Законный вопрос, — ответил я.

В этот самый момент загорелись огни лифта и зазвенел зуммер. Гэррити невольно оторвал взгляд от пестрой компании и вознесся в поднебесье.

Я же достал свой блокнот и ручку, почуяв нарождение новой книги Откровений.

— Будьте любезны, — сказал высокий стройный человек с тронутыми сединой висками. — Мы хотели бы комнату.

Администратор вспомнил, где он находится, и услышал собственный голос:

— У вас забронирован номер, сэр?

— О, разумеется нет! — сказал старший. Остальные захихикали. — Нам вдруг приспичило прилететь сюда из Таормины, — продолжал высокий человек с точеными чертами лица и похожим на росистый цветок ртом. — Надоело гоняться вокруг света за летом, и тогда кто-то предложил: «Нужна полная смена декораций, давайте выкинем что-нибудь сумасбродное». — «Что, например?» — сказал я. «Где находится самое неимоверное место на земле? Давайте решим и отправимся туда». Кто-то сказал: «Северный полюс», но это глупо.

Тогда я воскликнул: «Ирландия!» Все так и попадали. А когда шум и гам улегся, мы помчались в аэропорт. И вот солнце и сицилийские пляжи растаяли, как вчерашнее лимонное мороженое. А мы здесь, чтобы совершить… нечто таинственное, загадочное, непостижимое!

— Таинственное? — спросил администратор.

— Мы не знаем, что именно, — сказал высокий. — Но как только увидим, сразу узнаем, или же это случится само по себе, либо придется приложить к этому усилия. Верно, соратники?

Соратники ответили чем-то отдаленно напоминавшим хихиканье.

— Если вы, — сказал администратор, стараясь изобразить любезность, — дадите мне представление хотя бы в общих чертах о том, что вы разыскиваете в Ирландии, я мог бы помочь вам…

— О нет, что вы! — сказал высокий. — Мы просто понесемся вперед, обмотав шеи интуицией вместо шарфов, поймаем попутный ветер и посмотрим, куда он нас приведет. А когда раскроем тайну и найдем то, ради чего приехали, вы узнаете об этом по восторженному улюлюканью и воплям, доносящимся от нашей маленькой туристской группы.

— Не могли бы вы повторить, — пробормотал администратор.

— Ну что, собратья, зарегистрируемся?

Предводитель отряда взял скрипучее гостиничное перо, но, обнаружив, что оно засорено, достал собственную ручку с совершенно чистым пером из золота пятьсот восемьдесят третьей пробы и невразумительно но каллиграфическим почерком, вывел вишневыми чернилами: Дэвид, затем Снелл, затем через черточку — Оркни и приписал: «с друзьями».

Завороженный администратор глаз не мог отвести от ручки, пока не вспомнил, какую роль исполняет.

— Но, сэр, я же не сказал вам, что у нас есть места…

— О, конечно же есть. Для шестерых изнуренных странников, крайне нуждающихся в передышке от навязчивого внимания стюардесс. Одной комнаты вполне достаточно!

— Одной? — изумился администратор.

— Что нам стоит потесниться, правда, ребята? — спросил старший, не глядя на своих спутников.

Никто не роптал.

Я тоже был не против, едва успевая за ними записывать.

— Ну что ж, — сказал администратор, неловко переминаясь с ноги на ногу за стойкой. — У нас как раз есть два смежных…

— Perfecto! — воскликнул Дэвид Снелл-Оркни. — Превосходно!

Регистрация закончилась, и теперь администратор за стойкой и гости издалека разглядывали друг друга в затянувшемся молчании. Наконец администратор выпалил:

— Носильщик! Быстро! Отнесите багаж джентльменов…

И в тот же миг носильщик подбежал и посмотрел на пол.

Где не было никакого багажа.

— Нет, нет, у нас его нету. — Дэвид Снелл-Оркни беззаботно помахал в воздухе рукой. — Мы путешествуем налегке. Мы здесь всего на сутки, может, даже на двенадцать часов, а смену белья можно и в карман пальто затолкать. Потом назад на Сицилию, к теплым сумеркам… Если хотите, я заплачу вперед…

— В этом нет необходимости, — сказал администратор, протягивая ключи носильщику. — Пожалуйста, сорок шестой и сорок седьмой.

— Будет сделано, — сказал носильщик.

И словно овчарка-колли, что беззвучно пощипывает длинношерстных, блеющих, глупо лыбящихся овец, он препроводил всю теплую компанию к лифту, который как раз в это время принесся сверху.

Я прервал свои записи, потому что… за спиной администратора возникла его жена.

— Ты что, сбрендил? — яростно зашептала она. — Зачем? Зачем тебе это нужно?

— Всю свою жизнь, — сказал администратор, обращаясь скорее к себе самому, — я мечтал увидеть не одного коммуниста, а десять и рядом не двух нигерийцев, а двадцать — одетых в шкуры, не трех американских ковбоев, а целую ватагу, только что из седла. А когда своим ходом является букет из шести оранжерейных роз, как я могу удержаться, чтобы не поставить его в вазу. Дублинская зима долгая, Мэг, и это, может быть, единственный зажженный фитиль за весь год. Не пропусти, рванет на славу.