Где-то во времени - Матесон Ричард

«Слишком робко, – подумал я. – Она, наверное, не услышала». И все-таки я не осмеливался постучать громче из страха, что разбужу кого-нибудь в соседних комнатах и предстоит неприятная встреча. Насколько мне было известно, ее мать находится в соседнем номере – это казалось наиболее вероятным. «Боже правый, – подумал я. – Что, если миссис Маккенна настояла на том, чтобы провести ночь в комнате Элизы?»

Я размышлял над этими вещами, когда услышал за дверью тихий голос Элизы:

– Кто там?

– Это я, – откликнулся я.

Мне не приходило на ум, что она может не знать, кто такой «я».

Конечно, она знала. Я услышал звук отпираемой двери. Когда она медленно отворилась, передо мной стояла Элиза в пеньюаре, еще более прелестном, чем тот, что я нарисовал в своем воображении: цвета бледного красного вина с вышитым воротничком и двумя вертикальными рядами вышитых завитков спереди. Распущенные волосы падали на плечи роскошными золотисто-каштановыми волнами, серо-зеленые глаза хмуро меня разглядывали.

– С добрым утром, – смущенно сказал я.

Она молча взглянула на меня. Наконец пробормотала:

– С добрым утром.

– Можно войти? – спросил я.

Она замялась, но я почувствовал, что это не смущение дамы, сомневающейся в уместности приглашения мужчины в свою комнату в неясных обстоятельствах. Скорее это было смущение женщины, не уверенной в том, что ей хочется и дальше быть вовлеченной в интригу.

Справившись с замешательством, Элиза отступила назад и впустила меня. Закрыв дверь, она повернулась и взглянула на меня. Я заметил, что у нее утомленный и печальный вид. Что я с ней делаю?

Я уже собирался произнести какие-то извинения, когда она заговорила, опередив меня:

– Садитесь, пожалуйста.

Бывает такое ощущение, когда говорят: «Сердце упало». Могу подтвердить, что тогда я почувствовал именно это. Произойдет ли сейчас заключительная сцена, будут ли сказаны тщательно выверенные слова прощания? Я судорожно сглотнул, подходя к креслу и поворачиваясь.

Свет в гостиной не горел; она была заполнена тенями. Ожидая, пока Элиза сядет, я ощущал, что дрожу в предчувствии. Когда она устроилась на краешке дивана, я откинулся в кресле, чувствуя себя статистом в некоей надвигающейся сцене, не знающим ни слов диалога, ни сюжета пьесы.

Подняв глаза, она взглянула на меня.

– Что-нибудь случилось? – спросил я, не дождавшись ее слов.

Тяжелый, утомленный вздох. Она медленно покачала головой.

– Не понимаю, зачем я это делаю, – сказала она. В голосе ее звучала боль. – Никогда в жизни не делала ничего подобного.

«Знаю», – подумал я. Слава богу, вслух этого не произнес. «Но ты меня ждала», – едва не сказал я. Это я тоже отверг. Лучше промолчать.

Когда она заговорила снова, в ее голосе слышался вызов.

– Разум говорит мне, что мы с вами впервые встретились на берегу вчера вечером, что до этого момента мы не были знакомы. Разум говорит мне, что у меня нет причин вести себя по отношению к вам так, как я себя вела. Никаких причин. – Она замолчала и взглянула на свои руки. Казалось, прошло много времени, наконец она продолжила, не поднимая глаз: – Но все же я это делаю.

– Элиза…

Я начал вставать.

– Нет, не двигайтесь, – сказала она, быстро поднимая взгляд. – Я хочу, чтобы между нами была… дистанция. Не хочу даже отчетливо видеть ваше лицо. Вид вашего лица… – Судорожно вздохнув, она умолкла и лишь через пару минут закончила: – Чего мне хочется, так это подумать.

Я молчаливо ждал анализа, осмысления и перспективы. Ничего не последовало, и я понял, что она говорит скорее о надежде, чем о каком-то плане.

После долгой паузы Элиза подняла голову и взглянула на меня.

– Господи, как же я сегодня смогу играть? – спросила она скорее саму себя.

– Сможете, – уверил ее я. – Вы будете великолепны.

Она еле заметно покачала головой.

– Так и будет, – сказал я. – Я буду на вас смотреть.

Она невесело усмехнулась:

– Что мне вовсе не поможет.

Некоторое время Элиза молча смотрела на меня, потом, протянув руку вправо, дернула за выключатель настольной лампы. Загорелась лампочка, и я заморгал.

Она продолжала глядеть на меня при свете с непонятным выражением лица. Несмотря на ее сумрачный вид, мне показалось, она начинает меня принимать. Это, пожалуй, слишком сильно сказано – скорее становится более терпимой. По крайней мере, мое положение несколько упрочилось.