Этот бессмертный - Желязны Роджер

Покойся с миром, Филип Грабер. Пусть Феб и Дионис – те, что любят и убивают своих поэтов – порекомендуют тебя своему темному собрату Аиду. И пусть Персефона, царица ночи, взглянет на тебя благосклонно и даст тебе в Элизиуме достойное место. Прощай.

Огонь уже почти достиг вершины.

Тут я заметил Язона, стоящего возле повозки, и сидящего у его ног Бортана. Я отступил дальше назад. Бортан подошел и сел справа от меня, лизнув мне руку.

– О великий охотник, мы потеряли одного из нас, – сказал я.

Бортан склонил огромную голову.

Языки пламени добрались до верха костра и стали жадно вгрызаться в воздух, полный сладких ароматов и треска.

Язон подошел ко мне.

– Отец, – сказал он, – Бортан привел меня к горящим камням, но ты уже ускользнул оттуда.

– Не-друг-никому освободил нас. А прежде этот человек, Хасан, убил Мертвеца. Так что пока твои сны сбываются лишь отчасти.

– Он и есть желтоглазый воин из моих видений, – сказал Язон.

– Я знаю, но и это уже в прошлом.

– А что насчет Черного Вепря?

– Даже сопения его не слышал.

– Прекрасно.

Мы долго наблюдали за тем, как пламя постепенно отступало вглубь костра. Время от времени Бортан навострял уши и раздувал ноздри. Джордж и Эллен не двигались. Лицо Хасана ничего не выражало, он отсутствующим взглядом смотрел в костер.

– Что ты теперь намерен делать? – спросил я.

– На какое-то время снова вернусь к горе Синджар, – ответил он.

– А потом?

Он пожал плечами.

– Как предначертано.

И тут до нас долетел устрашающий звук, похожий на стоны гигантского идиота и сопровождающийся треском ломаемых деревьев.

Бортан вскочил и завыл. Ослики, запряженные в повозку, в тревоге переступали с ноги на ногу. Один из них издал короткий резкий крик.

Язон выхватил из груды дров заостренный сук и застыл в ожидании.

Вот тут-то он и вывалился на поляну прямо перед нами. Огромный, безобразный, отвечающий всем своим именам.

Пожиратель людей…

Сотрясатель земли…

Могучий и Отвратительный…

Фессалийский Черный Вепрь.

Ну наконец кто-то сможет описать, каков он на самом деле. Если, конечно, кому-нибудь удастся спастись.

По-видимому, его привлек запах горящей плоти.

Он оказался и впрямь велик. Уж никак не меньше слона.

Какой там был четвертый подвиг Геракла?

Ах да, дикий кабан из Аркадии.

Мне вдруг захотелось, чтобы Геракл и теперь оказался неподалеку, готовый помочь.

Здоровенная свинья… Острый, как бритва, загривок… Клыки длиной с руку человека…

Маленькие свиные глазки – черные, дико вращающиеся в свете костра…

Он сшибает деревья на своем пути…

Однако и это чудовище вздрогнуло, когда Хасан выдернул из костра горящую ветку и быстрым движением ткнул ему в пасть.

Оно еще и уклонилось в сторону – это дало мне время схватить палку Язона.

Я бросился вперед и воткнул ее в левый глаз вепря.

Тот снова покачнулся и заверещал пронзительно, как давший течь паровой котел.

…И тут Бортан повис на нем, уцепившись зубами за плечо.

Удар Хасана только поцарапал вепрю глотку. Он вздернул плечо вперед, к голове, и наконец освободился от хватки Бортана.

В этот момент Хасан уже встал рядом со мной, размахивая еще одним горящим суком.

Вепрь бросился на нас.

Откуда-то сбоку Джордж разрядил в него пистолет. Хасан швырнул факел.

Бортан снова атаковал, теперь со стороны ослепшего глаза.

…Все это заставило его снова отклониться от курса – он с размаху врезался в пустую повозку, задавив обоих осликов.

Я бросился наперерез, ткнув его палкой под переднюю левую ногу.

Палка разломилась надвое.

Бортан продолжал кусать зверя, громоподобно рыча. Попадая под удары клыков, он разжимал хватку, отскакивал, а затем снова начинал теребить его.

Я уверен, что уж мое-то убийственное острое стальное копье не сломалось бы. Но оно осталось на борту «Кумира»…

Мы с Хасаном окружили вепря, держа самые крепкие и острые сучья, какие только удалось найти. Непрерывно нанося удары, мы удерживали его внутри круга. Бортан все старался вцепиться ему в глотку, но зверь низко опустил огромное рыло. Один глаз дико вращался, другой кровоточил, а клыки, как сабли, мелькали во все стороны. Раздвоенные копыта размером с добрый каравай оставляли в земле глубокие вмятины, когда он, стремясь поубивать число нападавших, разворачивался в пляшущем оранжевом свете огня.