Алгебраист - Бэнкс Иэн

— Как ты сказал — воспарил? Полетел? — сказал Сал; вид у него был искренне недоуменный.

— Нет, поплыл! — закричал Фассин.

Он никак не мог поверить, что Салу такое выражение в новинку. Ему казалось, что оно известно всем. Некоторые (вообще-то большинство, если задуматься; так, по крайней мере, ему говорили) никогда не плавают, но многие — да. И не только люди. Хотя насельники — обратите внимание — никогда. У них и слова-то такого нет.

— Никогда не слышал, — признался Сал.

— Ну, я думаю, тебе и негде было.

— Слушай, хочешь, я тебе кое-что покажу?

— Показывай скорей, мне охрененно интересно.

— Идем.

— В последний раз я слышал, что…

— Мы решили об этом больше не говорить.

— Блин! Договорились. Тотальная забывчивость. Ну, давай показывай, что ты там хотел показать.

— Иди за мной.

— Иду, не морочь мне яйца.

Фассин последовал за Салом через потайную дверь. Задумайся он об этом хоть на секунду, наверно, что-нибудь в таком роде и представил бы себе: много дерева, мягко мерцающие озера света, всякие штуковины в рамках, стол размером с комнату. В одном из углов он увидел странного вида перекрученные крупные куски сверкающего металла или другого блестящего вещества. Фассин догадался, что это были куски космических кораблей.

— Вон она.

— Где? На что я должен смотреть?

— Вот на это. — Сал взял в руку небольшой скрученный кусок металла, вмонтированный в деревянную подставку.

Фассин изо всех сил старался подавить охватившую его дрожь. Он вовсе не был так пьян, как пытался изображать.

— Ну и эт' у тебя што? — (Он, конечно, переборщил, но Сал, кажется, ничего не заметил.)

Салуус ткнул куском необычного металла чуть не в самый нос Фассину.

— Эта та самая херовина, что я утащил с разбитого корабля, старина. — Сал посмотрел на металлическую штуковину в своей руке, проглотил слюну и глубоко вздохнул; губы его задрожали. — Это то самое, что…

Ну, сейчас этот мудила расплачется, подумал Фассин. Он похлопал Сала по плечу.

— Ни к чему это, — сказал он Салу. — Нам нужно что-нибудь другое, нам нужно… не знаю. Что-то. А это нам не нужно — то, что тут перед нами. Нам нужно что-то другое. Из другого времени, материала и места. Может, это моя последняя свободная ночь, Сал. — Фассин ухватил Сала за плечо в идеально сидящем пиджаке. — Я серьезно! Ты и представить себе не можешь, чем это все для меня может обернуться — полной жопой. Черт побери, Сал, ты и представить себе не можешь, какой жопой это может обернуться для всех нас, а я тебе не имею права сказать, может, эта ночь — мой последний шанс оттянуться, а… а… а ты показываешь мне какой-то говенный крючок, чтобы вешать пальто или хер его знает что. — Он легонько махнул рукой, целясь в искореженный кусок металла, чтобы оттолкнуть его в сторону, но промазал. Тогда он шмыгнул носом и взял себя в руки. — Извини, — сказал он трезвым голосом. — Извини, Сал. — Он похлопал его по плечу. — Но, может, это мой последний шанс оттянуться, и… слушай, я согласен на что угодно… жаль, что Бугитаун далековато, ей-богу, жаль, но, с другой стороны, у меня было несколько долгих дней и, может быть… нет, не может быть. Определенно может быть. Даже наоборот, совершенно определенно, самое разумное — это отправиться на боковую…

— Ты серьезно? — сказал Сал, роняя кусок металла с его деревянной подставкой на стол.

— Насчет поспать? — сказал Фассин, сделав резкое движение рукой. — Что ж, это…

— Да нет, кретин, я тебе говорю про Бугитаун!

— Что? Я ничего не говорил про Бугитаун!

— Говорил-говорил! — со смехом сказал Сал.

— Правда? Вот ведь какая херня!

У Сала был флаер. Автоматизированный до такой степени, что едва ли не попадал под закон о запрете ИР. Он был весь напичкан механизмами самовосстановления, которым до нанотехнологий оставалось, ну, чуть-чуть-чуть, но все же оставалось. В высшей степени гражданский, но со всеми военными допусками. Если бы главный адмирал Объединенного к херам флота поднялся на борт этой птички и предъявил свои полномочия, то получил бы полный отлуп со всеми его «всюду и без ограничений». Давай-ка, браток, куда подальше. Хромай отсюда да пошевеливайся.

Чтобы прочистить мозги, они часть пути летели с открытым фонарем. Было дьявольски холодно.

Приземлились они непонятно где, подняв воздушными струями какие-то мусорные ошметки, — а Фассин-то думал, что такой вещи, как мусор, уже не осталось.