Имортист - Никитин Юрий Александрович

Я прошел вдоль ряда, пожал руки, скоро накачаю кисть, как эспандером, сказал «вольно», все остались на местах, только Романовский, оглядевшись, отступил и тут же устроился в большом кресле. Оставшиеся смотрели на меня с немым вопросом, а Медведев, как лидер правительства, сказал:

– Господин президент, с телеканалами… не слишком ли круто? Крики и карканье не затихают! Может быть, шоу уберем, а порнуха пусть?.. Только обяжем этих гадов соблюдать здоровый образ жизни! Ну, в смысле, чтоб без всякой однополости, а самки с самцами, а не наоборот. Ладно, наоборот тоже можно…

– Может быть, – добавил Леонтьев с надеждой, – лесбиянок все-таки оставим?.. На мой взгляд, смотреть совсем не противно…

Я перевел взгляд на Бронника. Он чуть сдвинул плечами, поинтересовался:

– Тогда уж и гомосексуалистов? Исходя из того, что пусть друг с другом, нам больше бабс останется? Нет уж, нет уж, дорогие друзья, всех под корень, так всех!.. Даже эксгибиционистов, если они, конечно, не женщины. Кстати, почему министр культуры молчит?

Все оглянулись, я тоже посмотрел в ту сторону. Романовский уже вальяжно откинулся в кресле, ему бы роскошный халат и трубку в зубы – вылитый Обломов.

– Я, дамы и господа, – заговорил он таким барским тоном, что у Медведева сразу вздыбилась шерсть на загривке, а потом, полагаю, и по всему телу, – вообще не понимаю, какое отношение имеет весь этот ваш тупой бардак к министерству культуры. Министерство сие должно, в принципе, заниматься только и исключительно меценатством, изящно и ненавязчиво поддерживая по своему усмотрению те или иные тенденции и пытаясь сохранить то, что, на его взгляд, сохранению подлежит.

Медведев поинтересовался злым голосом:

– Например?

– Например, ежели у мещан вдруг пропала охота ходить, подражая людям достойным, в оперу, и от этого опере не на что стало жить, стало быть, нужно снабжать главные оперные точки страны приличными, чтоб самим потом стыдно не было, субсидиями, равно как и пересматривать репертуары не оправдывающих себя театров. И сколько бы ни тявкали по этому поводу ханжи от образованщины, которую вы именуете почему-то интеллигенцией, а они и рады, атональная музыка себя не оправдала, из авангардной стала сначала старомодной, а сегодня и вовсе пошлой. В тех оперных театрах, чей репертуар включает произведения Берга, Шостаковича или Шнитке и не включает ни одной, по крайней мере, оперы Верди, Вагнера, Чайковского и Пуччини, администрацию следует увольнять. Еще лучше – расстреливать за наглое невежество и некомпетентность. Это все – дело министерства культуры, и именно этим делом заниматься этому министерству не дают, поскольку те дети банкиров, которые хотели проявить свои значительные дарования на ниве искусства и не смогли даже, из-за тупости и ничем не оправданной вальяжности, дописать первую страницу рассказа или картину маслом до половины, занимают сегодня все административные посты в этом самом министерстве, и уволить их нельзя, поскольку кто же вам, господа, даст после такого увольнения денег на следующую избирательную кампанию?

Бронник первый сообразил, что мы все выслушиваем сидящего Романовского, как провинившиеся школьники, нахмурился и отправился к самому дальнему креслу. Мазарин и Леонтьев сели рядом, я выбрал место посредине, все-таки президент, не хвост собачий, последним сел Медведев. Волуев отошел к столику у окна.

Медведев ерзал в продолжение всей барственной и вальяжной речи, морщился, кривил рожу так, словно криком кричал глазной зуб, а когда, наконец, Романовский умолк, чтобы набрать в грудь воздуха, сказал кровожадно:

– Да вы, господин Романовский, вроде бы проспали величайшую революцию в истории?

– Все они величайшие, – ответил Романовский царственно.

– Но вы вроде бы не заметили, – сказал Медведев с тяжелейшим сарказмом, – что мы, имортисты, взяли власть? И отдавать ее больше не намерены, дабы, говоря вашим вычурным языком… в заднице бы им только работать!.. нам ваши дети банкиров с интеллектом и образованием слесарей-водопроводчиков не указывали, какие оперы ставить. И денег на следующую избирательную кампанию не потребуется! А вот так просто не потребуется.

Романовский сдвинул плечами:

– Не потребуется так не потребуется. Только мне что-то не верится… Обжигался я весьма, скажем так, весьма. А вот не старый еще местами, а обжигался. Так вот, повторяю, дело вовсе не в министерстве культуры. Тут все проще – индустрия и экономика. Запрещать нужно частные автомобили, а не телепередачи. С телепередачами все проще. Следует запретить показ рекламы по телевидению и заодно обусловить конкретную плату, не за пользование каналом, а за просмотр каждой передачи. То есть перевести теле на чисто коммерческую основу, чего нет ни в одной стране мира, и не из-за злых умыслов, а по тупости. Этим способом можно решить все проблемы с так называемым негативным влиянием телевидения. И чтоб счетчик рядом с каждым ящиком стоял – включаешь, а он наглядно показывает крупным планом, сколько ты, глазы растопыривший, уже должен по телесчету за месяц.

Медведев замедленно кивнул:

– Идея, в принципе, хороша. Но только нужно увеличить количество бесплатных передач. Всяких там обучающих… вечному, полезному: уроки вышивания или техника секса…

– Соревнования, – сказал Романовский, высокомерно игнорируя такую помощь, – типа кто дальше плюнет, никто не будет смотреть за деньги. Сейчас смотрят, поскольку бесплатно, а бесплатно – потому что рекламодатель все оплатил. А каналу все равно, что показывать. Поэтому процветает засилье чьих-то оголтелых перманентно предменструальных племянниц, пишущих неандертальские сценарии, людей с явно нездоровой психикой, которых почему-то считают особенно одаренными, и просто кретинов, которые думают… слово-то какое, что народу полезно иногда посмотреть фильм постсталинской эпохи, в коем доярка, перевыполнив романтический план, полюбила, на свою головушку безутешную, идеологического тракториста, которому именно ее почему-то совершенно не хочется иметь в данный момент, и все исстрадались в тени справедливого обкома с дорическими колоннами, они же сталинский ампир. Все это моментально уйдет само собой, как только окажется, что за просмотр каждой передачи зрителю нужно платить отдельно. Причем значительную сумму. Например, треть цены билета в кино. Человек тысячу раз видел, как у его подъезда на улице натужно и глупо ругаются две несвежие женщины средних лет, бижутированные по-пролетарски. Но он останавливается в тысячу первый раз и смотрит, потому что бесплатно. Заставили б платить – удивился бы и пошел бы себе дальше, может, даже в оперу. Дай-ка я, думает, послушаю, чего они там наяривают нонче, мабуть, даже Вагнера, что-то я давненько не наслаждался эстетически. Или в оперетту, вон в Питере какой театр, только администрацию пора расстреливать, поскольку слишком привыкли к дотациям. Две оперетты Кальмана за весь сезон. Остальное какая-то дичайшая муть, чуть ли не рок-мюзиклы.