Имортист - Никитин Юрий Александрович

Этот случай не просто всколыхнул страну, не просто закипели страсти. Юристы, хоть и работали круглые сутки, еще не успели разработать новые статьи, известно только, что все «ужесточится», никто не знал насколько, но все слышали, что отныне пойдет не по придуманным кем-то и для кого-то законам, а для людей и по сути. Отдельные голоса протеста потонули в оглушающем реве всенародного одобрения.

Второй случай был совсем простым, рядовым, даже бытовым, обычным. В лес возле новых микрорайонов загнали старый авто, захламляя лес, да еще и сожгли. В том лесу уже чернеют остовы старых автомобилей. Жители своими силами провели рейд. Отыскали и заставили милицию привлечь к ответственности нарушителей. В Мытищинском районном суде за такое дали полгода тюрьмы, в Новом Косино – три года. Разные сроки, ну и что? Жители тех районов одобрили действия своих судей.

Судьи ощутили, что у них в самом деле развязаны руки. И что судить надо так, чтобы это было полезно обществу, а марсианские законы оставить марсианам. И – загудела страна! Когда за расписанные матюгами стены и загаженные лифты подростков стали отправлять в колонии, в городах, как по волшебству, стало чисто, дворники остались без работы, с тоской бродили по тротуарам и собирали листочки, упавшие с деревьев.

Вертинский жадно следил за мировыми новостями, приносил в клюве самое важное. Во всех странах накалились страсти, США требуют признать имортизм враждебным демократическим устоям общества учением, фашистским по сути, авторитарным и тоталитарным, однако там же, в США, прошли демонстрации протеста, вылились в потасовки с полицией, а ряд крупных организаций выступили с заявлениями, что если в России девяносто восемь процентов одобрило практику публичных смертных казней, то что тогда называть демократией?

– Вот тут они попляшут, – сказал он злорадно, потирая руки. – У нас и есть эта гребаная демократия… что есть власть народа!

– Выигрываем время, – согласился я. – Но те, у кого есть головы, уже разобрались, что демократией у нас и не пахнет.

– Но как же глас народа?

– Этот глас все использовали, как хотели. И мы пользуем. Сейчас с одобрения народа перебьем бандитов, что насилуют их дочерей в темных подъездах, к радости предпринимателей уничтожим рэкет и вымогательство, к ликованию промышленников начнем расстреливать чиновников за казнокрадство, а кончится тем, что простой народ возопиет: а где же обещанное халявное пиво?

Он положил передо мной свежую распечатку.

– Вот знаток сразу вспомнил, что Муссолини первым делом уничтожил мафию. Народ ликовал, до него все страдали от рэкета, а при фашизме в Италии снова стало возможным молодой девушке пройти через всю страну хоть ночью, и никто ее не обидит.

Я напомнил:

– А что сказал Черчилль?

– Ну, мы-то понимаем, что это зависть. Хотя язык у этого писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе, подвешен хорошо, ничего не скажешь. Его фраза «Большая мафия уничтожила малую» стала крылатой.

Он вздохнул:

– Это мы понимаем. Но не народ.

– Народу надлежит пахать и сеять, – напомнил я, – а также строить дороги. Определять политику он отныне не будет. Забудьте о том, чтобы нравиться народу! Помните, Романовский привел прекрасные слова Бен-Гуриона: «Я не знаю, чего народ хочет, но я знаю, что ему нужно!»

Он поморщился:

– А почему именно Бен-Гуриона?

– А потому что еврей, – пояснил я. – Основатель Израиля как-никак!.. Величина. Главное же, что еврей. Это же самое говорил и Сталин, слово в слово, но разве дадут с цитатой от Сталина даже рот открыть? В дерьме утопят. А против еврея никто не пикнет, все так же страшатся обвинений в антисемитизме, как негра теперь нельзя назвать негром. Так что смелее цитируйте израильских политиков, мудрецов, премьер-министров, древних пророков, Библию, даже Тору… это книга такая. Говорят, толстая.

Он внимательно посмотрел на меня, покачал головой:

– Господин президент, вы даже не представляете, какая толстая. Но вы не только имортист, но и… гм… политик. В самом… да-да, самом верном значении слова!

– Можете не говорить, в каком, – сказал я быстро. – Стоит только посмотреть на ваше лицо. Лучше бы вы уксуса литр залпом… А то и лимонов ящичек.

Заглянул Казидуб, бодрый и веселый, сообщил, что наконец-то довели до полевых испытаний новый «Тополь», абсолютно неуязвимый и вообще невидимый для американских радаров, а мощь его такова, что в одиночку сможет уничтожить все города на побережье или сбросить в океан всю Калифорнию.

– А когда испытания? – спросил я.

– Сегодня, – доложил он ликующе. – Потому я и к вам, господин президент!

Заглянула Александра:

– Господин президент…

– Да?

– К вам Мазарин.

– Зови, – велел я.

Мазарин вошел тихой бесшумной походкой, я позволил ему пожать свою руку, поинтересовался:

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, господин президент. Но сегодня у нашего военного министра испытание последней модификации «Тополя», интересно взглянуть. Говорят, он велел поставить на Камчатке спичечный коробок на скалу.

Казидуб сказал сварливо:

– Ничего от этого шпиона не спрячешь! Позвольте, господин президент, я сам ваш экран настрою. Никто не знает частоты, на которой мой оператор…

– Я знаю, – сказал Мазарин.

– А вот овощ тебе! – ответил Казидуб победно. – Если знаешь, попробуй! Тот код мы держим так, чтоб его воровали. А сами засекаем тех, кто интересуется.

На экране появилось звездное небо, потом верхушки озаренных светом луны высоких сосен. Медленно нарастал тяжелый вибрирующий звук, деревья задрожали, некоторые начали валиться в направлении экрана. Блеснул слабый свет, показался тяжелый танк, он-то и валил деревья, за ним легко катила поджарая, как гончая, самоходка на высоких колесах. Стволы пулеметов и скорострельных пушек смотрят во все стороны. За нею двигается длинное тело, похожее на увеличенный в размерах отрезок трубы нефтепровода, с той лишь разницей, что оконечность походила на головку фаллоса, такая же закругленная, блестящая.

– Вот он, наш «Тополь», – сказал за спиной Казидуб с гордостью. – Последняя модификация. Этот шпион прав, я велел поставить на полигоне, это на Камчатке, спичечный коробок на камень… если не попадут, головы посрываю!

Лицо его оставалось абсолютно серьезным. Ракета двигалась на удобном лафете, по восемь колес с каждой стороны, чудовищная такая сороконожка. Но не такая уж и жуткая, как кажется на первый взгляд, у самоходки по четыре колеса, так что «Тополь» всего длиннее вдвое, зато его, если верить Казидубу и его спецам, невозможно ни засечь, ни сбить. Но такой пока в одном экземпляре, второй только– только заканчивают на оборонном заводе глубоко под землей.