Баймер - Никитин Юрий Александрович

Так король шествует к своему трону, по обе стороны ковровой дороги выстроились придворные, кланяются, выказывают знаки внимания. Даже в синем небе с редкими облачками пролетают навстречу и пропадают вдали синие птицы с белыми стрелками над каждой полосой. На моей полосе стрела прямая, указывающая за горизонт, справа – такая же, а вот над самой крайней полосой стрела мелькнула сломанная в середине… или же изогнутая так, чтобы удобнее стрелять из-за угла.

Скорость! Я однажды съездил к бабушке в ее городок. Не село, а город, но я в первый же день… да что там день, в первый же час охватил единым взглядом весь город, все дома, людей и все примечательности, и… мозг застыл, не получая дополнительных раздражителей, информации, свернулся в клубок и заснул. Мол, разбуди, когда что-то увидишь новое.

А здесь, даже если пешочком, неспешно прогулочным шагом по тротуару, то по одну руку проносится лавина сверкающих, как жуки, автомобилей, все разные по цвету, форме, дизайну, вложенным бабкам, по другую руку поднимаются блистающие небоскребы… или старые домищи – неважно – все в призывах, рекламах, зазывах, укорах: а ты подписался?, приколах, веселых и неожиданных картинах, над которыми поработали умные головы, да к тому же еще и с мозгами внутри. Навстречу движется поток таких же пешеходов, все деловые, озабоченные: глаза, как у вальдшнепа, смотрят вперед и по бокам: не упустить бы шанс ухватить рубль в этом огромном городе, где столько-столько всего-всего, а дураков еще больше…

А те транспаранты, что протянуты над дорогой поперек всей улицы? В Москве информация перехлестывает через край, мэру пришлось запретить развешивать чересчур кучно, а чтобы не чаще, чем через фонарь, и вот я боковым… нет, верхним зрением успеваю схватывать даже на большой скорости эти быстро налетающие и уносящиеся над крышей призывы идти в театр, в армию на контрактной основе, покупать только мерсы, не пропустить Ларису Долину, спасать пингвинов, телевизоры со скидкой, распродажа шуб, посетите новое казино, продается особняк, купим участок земли в центре, получите ключи от квартиры как приз за…

Мозг кипит, ликует, хватая и переваривая массу информации, спешно раскладывает по кладовочкам, а неотсортированное бросает в кучу: потом разберемся! А из двух динамиков веселый женский голосок предупреждает о возникающих пробках, чтобы лохи успели выбрать другую дорогу, рассказывает городские новости, сплетничает, перемывает кости, дает адреса только что открывшихся магазинов… ура, сообщил о новом снижении цен на материнские платы для третьего пня, сообщил о катастрофе на перекрестке Мичуринского с каким-то переулком, три машины побиты, есть жертвы, когда же там светофор поставят, надо объехать, там сейчас перекроют…

На воротах Антон, кивнул издали, открыл, сразу начал: как пройти с седьмого лэвела на восьмой, после того как замочишь дядю с зеленой рожей и светящимся топориком? А потом куда? А потом кого? А зеленых баб как? А тогда зачем они? Я вспомнил вовремя, как сам когда-то безуспешно искал в той же комнате выход, подумал некстати, что эти помещения с запрятанными рычагами достали, до колик хочется чего-то простого, понятного. Не ходить по огромному многоэтажному замку, средневековому или футуристическому, не тыкаться во все двери, по десять раз попадая в одни и те же коридоры, подвалы, чуланы, канализационные трубы, тычась в запертые двери…

Хочется просто ехать на коне, бить гадов по дороге. Пусть выпрыгивают из кустов и развалин на протяжении сотни-другой верст, а то и тысячи, чтобы по дороге и пальмы, и сосны, и заснеженные скалы. И противники действительно разные, а не по сути одинаковые и совсем не страшненькие монстры. И получать от игры… тьфу, баймы удовольствие, а не разгадывать пазлы. А то некоторые игры, в самом деле красивые и заслуживающие внимания, бросаешь на полдороге.

Антон посмотрел на распахнутые ворота, пульт управления там, в будке, махнул рукой, вроде бы колонны черных мерсов с затемненными стеклами не видать на горизонте, поинтересовался:

– Как тебе у нас?

– Пока нравится, – признался я. – Честно. Уже привык, хотя я вообще-то волк-одиночка. Только один Козаровский для меня… гм… ну, это, может быть, потому, что я его еще не знаю.

– Поближе узнаешь, – предостерег Антон, – подальше пошлешь. Это о Козаровском. Но шеф его ценит. Это Серега, к примеру, работает, спустив в рукава, а Козаровский землю роет! Потому и получает больше всех…

– Ну, – заметил я, – все вы получаете неплохо, судя по вашим мордам.

– Неплохо получаем по мордам? Это верно, бывает. Но бабок все равно мало. Единственное, что могу себе позволить на такую крохотную зарплату, это музыка, женщины и вино, поскольку газ, продукты питания и квартирная плата уже не по карману.

Он захохотал, отправился в будку. Я выжал сцепление, машина медленно покатила по широкой Аппиевой дороге, такой же надежной, простоит века и века.

Перед особняком мерс и джип, остальные машины в подземном гараже. Я там не был до сих пор, да и как-то не тянет, находился по всяким подземельям еще с Бехолдера, да и всякие там думы, кваки, сины и прочие дайкатаны почему-то без блуждания по сточным трубам жить не могут, а уж в подземных гаражах, как знаю по фильмам, стоит треск от пулеметных очередей, там рвутся гранаты, бухают гранатометы, ящики с наркотой вспыхивают, как цистерны с бензином, а на другом конце гаража торопливо цементируют очередную яму с трупами.

Я нежно прикрыл дверцу Серебряночки, у меня нет рефлекса советского автомобилиста смачно хряпнуть дверью, палец уже привычно нажал кнопку на брелке с ключами, Серебрянка ласково подмигнула мне фарами. Мол, сигнализация включена, не волнуйся, я никому не отдамся.

На крыльцо вышел, загораживая дорогу, Козаровский. Настроение сразу упало. Обычно он сидит в операторской, за всеми наблюдает, за всеми подслушивает. Он не только видел, как я подъехал к воротам, но мог даже слышать, что спрашивал Антон и что я объяснял.

Не боись я так этого кагэбиста, перемыл бы ему вслух и всласть кости, натолкал всякого, мол, подслушивать своих нехорошо, но, во-первых, для такого человека своих не бывает, во-вторых, если честно, у меня ноги подгибаются, когда чувствую на себе его холодный взгляд.

– Седьмая камера плохо показывает, – сказал он механическим голосом. – У тебя как с квалификацией?

– А что плохо? – пробормотал я. – Не переключается?

– Переключаться переключается, – сказал он строго, – но изображение какое-то мутное.

– Так, может, просто грязь на объективе? – предположил я.

– Может, – согласился он высокомерно. – Вот и проверь. А потом доложи!