Мегамир - Никитин Юрий Александрович

— А головы наши на что? — ответил Дмитрий хмуро.

Кирилл посмотрел на голову Дмитрия. По слухам, каратэки головами пробивают стены...

— Головы не всегда помогут. Здесь самоходные реактивные пушки, огнеметы, локаторы, самонаводящиеся торпеды, разбрызгиватели ядов... И много такого, до чего сто голов не додумаются.

— А инстинкт додумался?

— У инстинкта миллиарды лет проб! Даже простым перебором вариантов такого можно достичь...

— Что наши мозги в подметки не годятся?

Тон был задиристый. Возможно, Дмитрий тоже устал, но Кирилл ответил, не уклоняясь, сработала привычка преподавателя вуза:

— Во многих случаях — да. Иначе зачем бионика?

Он часто шарахался от вроде бы безобидных букашек, но теперь и Дмитрий отпрыгивал, бросался под листья, прятался за стебли. Беда не в том, что симпатичный пузан может бабахнуть как из скорострельной пушки — Дмитрий умел управляться с вооруженным противником. Но как угадать, чем стреляет или что метнет такой смирный с виду толстый червячок?

— Слишком много муравьиных троп, — сказал Кирилл неохотно. — Кто додумался устроить Полигон на муравьиной территории? Впрочем, ты объяснил все доходчиво. Да и поздно кулаками махать. К тому же муравьев нет только в зоне вечной мерзлоты.

— Пойдем прямо к фулигинозиусам?

— Придется. Они где-то рядом. Это их охотничьи угодья, а вон там пастбища.

Дмитрий спросил с недоверием:

— Едят траву?

— Нет, пасут собственный скот.

Дмитрий с готовностью засмеялся, с шуткой любой марш-бросок кажется короче, но глаза Кирилла оставались серьезными. Дмитрий вытаращил глаза.

Над их головами хлопнуло, на плечи обрушилась мягкая ударная волна. Огромный полосатый зверь подхватил крючковатыми лапами тяжело груженую пчелу, которую только что таранил на ходу, и унес за верхушки растений. В воздухе плотным облаком закружились золотистые шерстинки, их понесло во все стороны.

Кирилл проследил взглядом за шершнем, которого в народе зовут пчелиным волком:

— За ним!

Они молча понеслись укороченными прыжками, перепрыгивая сухие стебли, камни, буреломы, сухие хитиновые каркасы насекомых. Впереди дергался, зацепившись за острый росток, мохнатый пульсирующий ком. Из него часто высовывался, словно строчил на швейной машинке, блестящий стержень с острым скошенным острием.

— Быстрее! — поторопил Кирилл.

Справа настороженно выглянул богомол, слева мелькнула желтая молния муравья-бегунка. За листьями шевелилось, подползало. Богомол тоже начал приближаться, медленно и плавно, словно плыл в перегретом воздухе.

Дмитрий торопливо отодрал волоконца мягкой плоти от прямого меча, усеянного, как острога, жуткими зазубринами. Пузырек с ядом еще дергался, впрыскивая смерть в несуществующего врага.

— Теперь я не голый, — выдохнул Дмитрий с истерическим облегчением. — Спасибо! Господи, как для спокойствия души требуется хоть что-то колющее или стреляющее!.. Как называли меч Роланда? Ага, Дюрандаль. Теперь бы и тебе, а?

Кирилл, которому для спокойствия души меньше всего на свете требовалось колющее и стреляющее, буркнул:

— Пока обойдусь. Быстрее отсюда!

Дмитрий, который не мог запомнить профессию Кирилла, но знал марки оружия вплоть до личных имен мечей средневековых феодалов, послушно шагнул за Кириллом, но тут же замер, чуть присев и разведя руки.

На них бежал громадный, как самосвал, ярко-красный муравей. У него были раздутая, как бензобак «Явы», широкая шестиугольная голова и длинные ятаганы жвал. Солнце играло на блестящем хитине, муравей казался выкованным из слитка раскаленного железа.

Люди не успели не отпрыгнуть, ни спрятаться. Сбоку набежал черный лазиус. С разбегу наткнулся на великана, отпрянул от неожиданности, но тут же бросился на красного. Тот молниеносно... удрал.

— Что с ним? — ахнул Дмитрий. — Такой амбал! Он бы в два счета... Одними сяжками!

— Значит, мы близко. На нейтральной территории только щелкают жвалами, грозятся и расходятся одновременно.

— Как люди!

— Да нет, люди, как муравьи.

— Ясно, удвоим бдительность.

— Лучше удесятери.

На утоптанной дорожке Кирилл бросился плашмя, повозился животом и спиной. Дмитрий, повинуясь его взгляду, плюхнулся рядом, усердно потерся о пахнувшие муравьями камни, едва не обдирая кожу. Все-таки в этом что-то есть, подумал Кирилл, что с ним десантник. Коллеге пришлось бы объяснять, доказывать, убеждать, а этому можно просто приказать. Нет, положительно в дисциплине что-то есть...

На перекрестке еще раз потерся о валуны, от которых несло муравьями особенно сильно. Муравьи проносились на расстоянии вытянутой руки, загадочные и нереальные, словно существа из другой вселенной. Дмитрий не верил, что муравьи их не замечают, старался отбежать подальше, поражался безумной храбрости мирмеколога.

Камни шелестели под когтистыми лапами. Муравьи все чаще пропарывали воздух совсем рядом. Наконец однажды Дмитрий только успел вспикнуть:

— Мура...

Он подпрыгнул, повис на высоте в три своих роста. На Кирилла как ураган налетел черный муравей. Прочный панцирь, победно блестел, серповидные жвалы изготовились перехватить чужака в поясе.

Дмитрий обреченно разжал пальцы, изготовившись еще в воздухе к смертельному бою с чудовищем.

Мохнатые усики едва не сбили Кирилла с ног. Кирилл торопливо ответил жестом голода. Муравей энергично махал сяжками, передавая массу информации, объясняя местоположение богатой добычи, но Кирилл упрямо повторял: голоден, голоден, голоден...

Муравей привстал, раздвинул жвалы. Дмитрий приземлился в двух шагах там и замер, сжимая Дюрандаль. В пасти муравья заблестела золотая капелька, раздулась, заиграла на солнце. Блеск стал нестерпимым, а мирмеколог вдруг сунул голову между страшными жвалами! Руками он все еще поглаживал гибкие метелки.

Дмитрий застыл в страхе. Наконец Кирилл мучительно медленно вытащил голову, муравей шлепнул его мохнатой шваброй по голове и убежал, только камни полетели из-под ног.

Дмитрий ухватил Кирилла за плечи. Глаза десантника были круглые как у паука, а голос сорвался на визг:

— Что ты делаешь? Он же мог... мог тебя...

— Мог и... не мог, — ответил Кирилл. Он перевел дыхание, его бледное лицо снова порозовело. — Я попросил есть. Риск, конечно, но у муравьев закон — накормить голодного. Кормящий сам чувствует удовольствие, передавая корм.

— Это я заметил, — завизжал Дмитрий. — Он аж выгибался! Но ты-то... ты!

— Меня для того и позвали, — ответил Кирилл, — потому что я учил мирмекологию, а не автомат Калашникова.