Города - Райман Джефф

Зохар наткнулся на стул с железной спинкой, подтащил его поближе к Гэддису и грохнулся на сиденье.

— О, мистер Петчен, все мы не те, чем были раньше. Сегодня я связан только с одной женщиной. Замечательная девочка, но она… гм… несколько нарушает мою безмятежную жизнь.

— Зохар, расскажи-ка мне о ней все.

Диего испытал удивление (с примесью досады) — так легко началась беседа Зохара с Гэддисом, столь приветливый и непринужденный тон избрал его отец. Но Диего хватило мужества воздержаться от упреков, тем более, если учесть, что он намеревался сделать.

Рядом со стопкой непрочитанных журналов, которую Диего пополнял в течение последних месяцев, громоздилось столь же внушительное собрание: с десяток коробочек из искусственной кожи с запасами неиспользованных болеутоляющих средств. Доктор Тизел оказался щедр на лекарства; а может быть, Гэддис намеренно создавал склад орудий самоубийства.

Диего взял две коробочки, проверил содержимое и опустил их во вместительные карманы брюк.

Вернувшись к Зохару, он включился в разговор. Ему нравилась необычная веселость отца, а еще — то, что Зохар, очевидно, отвлекся от собственных бед. Диего прошел в кухню, отыскал бутылку вина, которое можно было назвать приятным, не кривя душой, и вынес в комнату стаканы.

Полчаса спустя Диего заметил, что им пора уходить. Зохар пришел в себя, к нему вернулось чувство долга, и он присоединился к другу.

— На будущее, Куш: не будь таким непоседой!

— Не буду, сэр. А вы сейчас берегите себя.

— Не бойся, Куш. Борьба еще не кончена, я продержусь долго.

Уже на улице Диего показал Зохару похищенное.

— Нет слов, Ди! Для моей Милагры это спасение почти на две недели. Эта штука намного чище, чем то, что было у нее до сих пор, и я послежу за тем, чтобы она принимала разумные дозы. Друг мой, да ты в самом деле спасаешь жизнь!

Повинуясь импульсу, Зохар порывисто обнял Диего, потом отстранил его на расстояние вытянутой руки, посмотрел восхищенно — и снова заключил в объятия.

Пристыженный Диего только и мог сказать:

— Похоже, я неотразим и для тебя, и для Милагры.

— Давай услышим это от нее самой. За мной!

Они миновали в Метро пятнадцать Кварталов центральной части города и почти достигли невидимой, но реальной границы между Гритсэвиджем и его соседом со стороны Центра, Перголой. Вновь поднявшись на свежий воздух Бродвея, пройдя мимо парикмахерской, цветочного магазина и табачной лавки, на Поперечной улице, возле таблички «Гритсэвидж-835», свернули к Треку.

Каждое здание в Линейном городе выходило фасадом на Бродвей, они тянулись по всей его длине по окраинам Трекса и Ривера. Вторых линий домов на Поперечных улицах не было, не было и пешеходных аллей или проходов, разделявших соседние здания, были только узкие вентиляционные шахты. Но на каждой из Поперечных улиц, определявших Кварталы, внешние стены угловых домов, естественно, были видны. Эти стены, оклеенные афишами и рекламными листками, служили основным коммуникационным форумом Города. Каждая Поперечная улица казалась потоком слов и картинок, палимпсестом ^[7] манящих образов и призывов.

В Гритсэвидж-835 соединенные дома имеют среднюю высоту, в основном четыре этажа. Стены первых этажей и частично вторых изобиловали старыми избирательными листовками, рекламами патентованных лекарств, театральных представлений, мебели, журнальными и книжными объявлениями. Хотя заходящее Дневное Солнце и не заглядывало сюда в ту минуту, клонящееся к закату Сезонное Солнце находилось прямо над головой Диего и Зохара и дарило каждому из них единственную, отдельную тень — в отличие от двойной тени, которая сопровождала их в другое время дня.

На этой Поперечной улице, как и на многих в Трексайде, копошились с полдюжины мусорщиков. Они толкали перед собой тележки с большими колесами, наполненные отбросами и отходами жизнедеятельности Города. Мусорщики носили длинные фартуки из серовато-коричневой материи и высокие, до колена, резиновые боты. (При виде их обуви Диего вспомнил Волузию в униформе.) В их тележках можно было увидеть все мыслимые разновидности отходов, от кухонных объедков до разбитых лампочек, скомканных газет, мертвых голубей, осколков посуды и крыс с переломанными хребтами. Все уборщики, как один, тянулись в сторону Трекса.

Оказавшись в арьергарде этой молчаливой процессии, оставляющей после себя характерный запах, Диего почувствовал, что не может разговаривать. Он как будто оказался участником похоронной церемонии, причем кем был покойник, ему неизвестно. Тем не менее на Зохара такое соседство, по всей видимости, не произвело впечатления.