Трансмиграция Тимоти Арчера - Дик Филип К.

Психоз принимает множество форм. Можно испытывать психоз на почве вообще всего, а можно сконцентрироваться на чем-то частном. Билл представлял собой повсеместное слабоумие — безумие пронизывало каждую сторону его жизни. Так, во всяком случае, я полагаю.

Безумие в форме навязчивой идеи обворожительно, если испытываешь склонность к увлечению тем, что явно невозможно, но тем не менее существует. Гипервалентность — представление о возможности человеческого разума, возможности впасть в некое заблуждение, не существуй которого, его нельзя было бы и допустить. Под этим я подразумеваю лишь то, что гипервалентную идею нужно увидеть в действии, чтобы полностью воспринять ее. Старый термин для нее — idée fixe. А гипервалентная идея отражает понятие лучше, потому как этот термин пришел из механики, химии и биологии. Он нагляден и затрагивает представление о силе. Суть валентности — сила, и именно об этом я и говорю. Я говорю об идее, которая, однажды придя человеку на ум — на ум, имею я в виду, данной личности, — не только не исчезает, но и поглощает в нем все остальное, так что в итоге исчезает личность, исчезает ум как таковой, и остается лишь гипервалентная идея.

Как же такое начинается? Когда начинается? Юнг где-то говорит — я забыла, в какой из своих книг, но, так или иначе, в одном месте он говорит о некой личности, нормальной личности, которой однажды на ум приходит определенная идея и уже никогда его не покидает. Более того, говорит Юнг, по проникновении данной идеи в разум личности с этим разумом, или в этом разуме, уже не происходит ничего нового — время для него останавливается, он умирает. Разум как живое, растущее существо становится мертвым. Личность же, до известной степени, продолжает жить.

Иногда, как я полагаю, гипервалентная идея зарождается в уме как проблема или мнимая проблема. Это не такая уж и редкость. Поздняя ночь, вы уже готовы лечь в постель, и вдруг вам приходит мысль, что вы не выключили фары своего автомобиля. Вы смотрите в окно на свою машину, которая стоит у вашего дома на видном месте, и не обнаруживаете никаких признаков света. Но затем вы думаете: может я все-таки оставил включенными фары, и они горели так долго, что сел аккумулятор. Для полной уверенности вам приходится выйти и проверить. Вы одеваетесь, выходите, открываете машину, садитесь в нее и нажимаете на переключатель света фар. Они загораются. Вы выключаете их, вылезаете, запираете машину и возвращаетесь домой. То, что произошло с вами, — форма безумия, вас обуял психоз. Ибо вы не доверились показаниям ваших чувств — вы ведь видели из окна, что фары не горят, но все равно пошли проверять. В этом-то и заключается основной фактор: вы увидели, но не поверили. Или же наоборот: вы чего-то не увидели, но тем не менее поверили. Теоретически вы могли бы ходить от своей спальни к машине целую вечность, угодив в бесконечную замкнутую петлю отпирания машины, проверки фар и возвращения домой — в этом случае вы становитесь механизмом. Вы больше не человек.

Также гипервалентная идея может возникнуть не как проблема или мнимая проблема, но как разрешение.

Если она возникает как проблема, ваш разум будет ее вытеснять, ибо в действительности никто не желает проблем и не получает от них удовольствия. Но если она предстает как разрешение, как иллюзорное разрешение, конечно же, то вы не будете ее избегать, поскольку она имеет высокую практичную ценность. Это то, что вам необходимо, и вы сотворяете ее, дабы удовлетворить эту потребность.

Вероятность того, что вы окажетесь в петле между припаркованным автомобилем и спальней до конца жизни, ничтожно мала, но если вы изводитесь чувством вины, болью, самосомнением — и бурными потоками самообвинений, обязательно накатывающими каждый день, — то есть очень высокая вероятность того, что навязчивая идея как разрешение, однажды возникнув, сохранится. Именно это я и разглядела в следующий раз в Кирстен и Тиме по их возвращении в Соединенные Штаты из Англии, по втором возвращении, уже после выхода Кирстен из больницы. Идея, гипервалентная идея, пришла им однажды на ум, когда они были в Лондоне во второй раз — и ничего-то с этим не поделаешь.

Кирстен прилетела на несколько дней раньше Тима. Я не встречала ее в аэропорту, а увиделась с ней в ее номере на верхнем этаже «Отеля святого Франциска», на том же величественном холме Сан-Франциско, где стоит и собор Божественной Благодати. Я застала ее, когда она усердно распаковывала свои многочисленные чемоданы, и я подумала: Бог ты мой, как молодо она выглядит! По сравнению с тем, какой я видела ее последний раз… она просто сияет. Что произошло? На ее лице убавилось морщин, она двигалась с гибкой проворностью, а когда я входила в номер, она посмотрела на меня и улыбнулась — даже без намека на недовольство, без различных скрытых упреков, к которым я так привыкла.