Мемнох-дьявол - Райс Энн

– Уже перестал, – вежливо откликнулся он, понижая голос и тем самым как бы советуя мне тоже говорить тише. Медленно падал снег. В ближней к нам железной жаровне потрескивал огонь.

– Книги! Что с книгами? Как же, во имя Бога, я мог позабыть про книги?!!

– Какие книги? – спросил он. Дэвид как раз подтолкнул меня, чтобы дать пройти прохожему, к витрине магазина, за стеклом которой виднелась кучка людей, наслаждающаяся теплом и глядящая в сторону церкви.

– Книги Винкена де Вайльда. Двенадцать книг Роджера! Что с ними стало?

– Они там, – сказал он. – Там, наверху, в башне. Она оставила их тебе. Лестат, я это тебе объяснял. Она говорила с тобой прошлой ночью.

– В присутствии всех невозможно было говорить правду.

– Она сказала тебе, что эти реликвии теперь твои.

– Необходимо достать книги! – сказал я. О, каким же я был глупцом, что позабыл об этих прекрасных книгах.

– Успокойся, Лестат, не переживай. Нельзя, чтобы на тебя обращали внимание. С квартирой ничего не случилось. Она никому о ней не рассказывала. Она оставила ее нам. Она не скажет никому, что мы там были. Она мне обещала. Она отдала документы, касающиеся приюта, тебе, Лестат, неужели не понимаешь? И порвала все связи с прежней жизнью. Ее старая религия мертва, отменена. Она родилась заново, став хранительницей Плата.

– Мы этого не знаем! – рычал я. – И никогда не узнаем. А если мы не знаем и нам не дано знать, то как может это принять она?!

Он подтолкнул меня к стене.

– Я хочу вернуться и забрать книги, – сказал я.

– Разумеется, мы сделаем это, если ты хочешь.

Как же я устал.

Люди на тротуарах пели:

– И Он идет со мной, и говорит со мной, и позволяет называть Его по имени.

Квартира была в порядке.

Насколько я понимал, Дора так и не возвращалась сюда. Ни один из нас не возвращался. Дэвид приходил проверить, и Дэвид говорил правду. Все оставалось на своих местах.

За исключением того, что в крошечной комнатенке, в которой я тогда спал, стоял только один сундук. Моя одежда и одеяло, на котором она лежала, покрытая грязью и сосновыми иглами из древнего леса, исчезли.

– Это ты убрал все?

– Нет, – сказал он. – Думаю, это она. Это все реликвии ангельского посланца. Насколько мне известно, их забрали чиновники из Ватикана.

Я рассмеялся.

– Они подвергнут анализу все эти вещи, включая кусочки лесной органики.

– Одежда посланца Господа – об этом уже писалось в газетах, – сказал он. – Лестат, пора приходить в себя. Невозможно ощупью продвигаться по миру смертных, как ты это делаешь. Ты рискуешь собой, рискуешь жизнями окружающих. Ты представляешь риск для всего вокруг. Необходимо сдерживать свою силу.

– Риск? После того, что я сделал, создав чудо вроде этого – новое вливание крови в ту религию, которую ненавидел Мемнох? О Господи!

– Ш-ш-ш. Тише, – сказал он. – Сундук здесь. Книги в сундуке.

А-а, значит, книги были в этой маленькой комнатке, где я спал. Я был утешен, абсолютно утешен. Я уселся там со скрещенными ногами, раскачиваясь взад-вперед и плача. Так странно было плакать одним глазом! Господи, а слезы выходят из левого глаза? Не думаю. Полагаю, он вырвал и каналы – что ты скажешь?

Я протянул руку и откинул крышку сундука. Он был сделан из дерева – китайский сундук, украшенный многофигурной резьбой. И там лежали двенадцать книг, каждая тщательно завернутая нами, все в сохранности, все сухие. Мне не надо было открывать их, чтобы удостовериться в этом.

– Я хочу, чтобы мы сейчас же ушли, – сказал Дэвид. – Если ты снова начнешь рыдать, если опять начнешь рассказывать людям...

– О, я знаю, как ты устал, друг мой, – ответил я. – Прости меня. Мне очень жаль. – Я вспомнил, как он силой отрывал меня от одной группы людей, от следующей, утаскивая прочь с глаз смертных.

Я снова подумал о тех полицейских. Я даже не сопротивлялся им. Просто они один за другим отступали назад, словно уходя от чего-то заразного, нездорового, как подсказывало им их телесное существо. Назад.

И она тоже говорила о посланце Господа. Дора говорила вполне определенно.

– Нам следует бросить все это сейчас же, – сказал он. – Довольно. Придут другие. Я не хочу видеть других. А ты? Ты хочешь отвечать на вопросы Сантино, или Пандоры, или Джесс, или кого угодно? Что еще мы можем сделать? Я хочу уйти.

– Ты считаешь, что я был его шутом, не так ли? – спросил я, поднимая на него глаза.

– Чьим шутом – Господа или дьявола?

– В том-то и дело, – ответил я, – не знаю. Скажи, что ты думаешь.