Мемнох-дьявол - Райс Энн

– Я намерена задержать тебя здесь, – молвила она. – В качестве пленника. На время. Пока ты не успокоишься.

– Ты сошла с ума. Ты нигде меня не задержишь.

– У меня приготовлены для тебя цепи. Дэвид, Луи, вы мне поможете.

– Что такое? Вы оба, как вы смеете? Цепи? Какие цепи? Кто я такой – Азазел, брошенный в яму? Мемнох над этим хорошо посмеется, если только он навсегда не отвернулся от меня!

Но ни один из них не пошевелился. Они стояли неподвижно. Внешне хрупкая, белая фигура Маарет скрывала в себе мощную силу. Луи и Дэвид страдали. О, я чуял запах страдания.

– У меня есть для тебя вот это, – вымолвила она, протягивая руку. – Когда ты это прочтешь, то начнешь вопить и рыдать, и мы продержим тебя здесь в безопасности и покое до тех пор, пока ты не успокоишься. Здесь. Под моей защитой. В этом месте. Ты станешь моим пленником.

– Что? Что это такое? – вопрошал я.

Это был мятый пергаментный сверток.

– Что это, черт возьми, такое? – повторял я. – Кто дал тебе это? – Мне не хотелось прикасаться к свертку.

Она ухватилась за мою левую руку с неодолимой силой, заставив меня выронить мешки с книгами, и вложила в мою ладонь пергаментный сверток.

– Это мне передали для тебя, – сказала она.

– Кто? – спросил я.

– Персона, чье письмо ты найдешь внутри. Разверни его.

– Какого черта! – выругался я. Пальцами правой руки я разорвал измятый тонкий пергамент.

Мой глаз! Он сверкал на фоне написанных на вложенном внутрь листе строчек. В этом маленьком свертке находился мой глаз. Мой голубой глаз, живой и невредимый.

Задыхаясь, я схватил его, поднес к лицу и вставил в болящую глазницу, чувствуя, как нервы тянутся назад, к мозгу. Мир засиял целостной картиной зрения.

Она стояла, неотрывно глядя на меня.

– Я стану вопить? – воскликнул я. – Вопить – почему? Что, по-твоему, я вижу? Я вижу лишь то, что видел раньше! – кричал я. Я посмотрел справа налево. Ужасная заплатка из тьмы пропала, мир предстал завершенным: витражи, застывшее трио, наблюдающее за мной... – О, спасибо, Господи! – прошептал я. Но что это значило? Было ли это благодарственной молитвой или просто восклицанием?

– Прочти, – сказала она, – то, что написано.

Архаичный стиль. Что это? Иллюзия? Слова, написанные на языке, вовсе не являющемся языком, и все же ясно читаемые – я смог узнать их торопливый очерк, начертанный и кровью, и чернилами, и сажей:

Я взревел.

– Ложь, ложь, ложь! – Я услыхал звон цепей. – Какой металл, по-твоему, может связать меня, повергнуть в уныние? Черт тебя возьми! Ложь! Ты его не видела. Он тебе этого не передавал!

Дэвид, Луи, ее сила, ее непостижимая сила – сила с незапамятных времен, еще до того, как были начертаны первые слова на табличках в Иерихоне, – окружали меня, поглощали меня. Более она, чем они; я был ее ребенком, проклинающим ее.

Они поволокли меня во тьму – и вопли мои отдавались эхом от стен, – в помещение, которое они выбрали для меня: темное подземелье с замурованными окнами. Я пытался вырваться, но меня опутывали цепи.

– Это ложь, ложь, ложь! Не верю! Если меня кто и одурачил, так это только Господь! – Я продолжал бушевать. – Он сделал это со мной. Это все нереально, если Он не совершил этого – Бог Воплощенный. Не Мемнох. Нет, никогда, никогда. Ложь!

В конце концов я в изнеможении повалился на пол. Мне было все равно. Было какое-то утешение в том, что я был закован в цепи и не мог колотить по стенам кулаками, превратив их в месиво, или размозжить голову о кирпичи, или того хуже...

– Ложь, ложь, все это огромная панорама лжи! Это все, что я видел! Еще один огромный замкнутый круг лжи!

– Не все ложь, – сказала она. – Не все. Это стародавняя дилемма.

Я умолк. Я чувствовал, как мой левый глаз глубже и сильнее прорастает корнями в мозг. Он снова у меня был. У меня был мой глаз. И подумать только о его лице, его искаженном от ужаса лице, когда он взглянул на мой глаз. И та история с глазом дядюшки Микки. Я был не в состоянии понять это. Мне снова захотелось выть.

Мне показалось, что я смутно слышу нежный голос Луи – протестующий, умоляющий, спорящий. Я услышал, как замыкаются запоры. Я слышал, как в дерево забивают гвозди. Я слышал, как Луи умоляет.

– Ненадолго, совсем ненадолго... – проговорила она. – Он слишком силен для нас, и ничто другое здесь не поможет. Либо это, либо придется разделаться с ним.