Клуб Дюма, или Тень Ришелье - Перес-Реверте Артуро

– А теперь?

Библиофил показал свою пустую рюмку, словно она служила самым красноречивым символом:

– Настал момент, когда мне опять пришлось искать помощи у книг. Сам я довольствуюсь малым: раз в неделю приходит домработница, еду мне приносят из деревни… Почти все деньги пожирают налоги, которые я плачу государству за виллу.

Он произнес слово «государство» таким же тоном, каким сказал бы «грызуны» или «жук-точильщик». Корсо изобразил на лице сочувствие и снова оглядел голые стены.

– Но вы ведь можете ее продать.

– Разумеется, – Фаргаш равнодушно кивнул. – Но есть вещи, которых вам понять не дано.

Корсо нагнулся, взял в руки ин-фолио, переплетенный в пергамен, и принялся с интересом листать. «De Symmetria» Дюрера, Париж, 1557 год – перепечатка с первого латинского издания, нюрнбергского[78]. В хорошем состоянии, с широкими полями. Флавио Ла Понте от такого лишился бы рассудка. Кто угодно лишился бы рассудка.

– И как часто вы продаете книги?

– Два-три раза в год, этого довольно. После долгих размышлений я выбираю том для продажи. Именно об этой церемонии я упомянул, когда открыл вам дверь. У меня есть постоянный покупатель, ваш соотечественник, и время от времени он сюда наезжает.

– Я его знаю? – наудачу спросил Корсо.

– Это мне неведомо, – ответил библиофил, но имени покупателя не назвал. – Как раз теперь со дня на день жду его визита, и когда вы пришли, я собирался приступить к выбору жертвы… – Он рубанул воздух длинной рукой, изображая движение гильотины, и болезненно улыбнулся. – Книгу, что должна умереть ради того, чтобы остальные могли жить вместе.

Корсо поднял взор к потолку – удержаться от аналогии было невозможно. Авраам, чье лицо пересекала глубокая трещина, силился освободить свою правую руку с зажатым в ней ножом, но ангел держал ее крепко, а другой рукой сурово грозил патриарху. Под ножом застыл Исаак, склонив голову на камень и покорно ожидая своей участи. Он был белокурым, розовощеким и напоминал эфеба – из тех, что никогда не говорят «нет». За их спинами художник изобразил что-то вроде овцы, привязанной к кусту, и Корсо в душе пожелал, чтобы овцу пощадили.

– Наверно, другого выхода у вас и в самом деле нет, – сказал он, глядя в глаза библиофилу.

– Выход нашелся бы… – Фаргаш улыбнулся с откровенной злобой. – Но лев требует свою часть, акулы чуют кровь и свежатину. К несчастью, не осталось людей, подобных графу д'Артуа, который позднее стал королем Франции[79]. Знаете эту историю?.. Старый маркиз де Польми, чья библиотека насчитывала шестьдесят тысяч томов, разорился. Чтобы отделаться от кредиторов, он продал библиотеку графу д'Артуа, но тот поставил условием: книги останутся у старика до самой его смерти. Таким образом на полученные деньги Польми мог приобретать новые экземпляры, обогащая коллекцию, которая ему уже не принадлежала…

Засунув руки в карманы брюк и прихрамывая, он прохаживался вдоль строя книг и осматривал одну за другой. Он напоминал отощавшего и оборванного Монтгомери, который под Эль-Аламейном проводит смотр своей армии[80].

– Иногда я даже не прикасаюсь к ним, не открываю, – он остановился, нагнулся и выровнял ряд на старом ковре, – а только стираю пыль и часами гляжу на них. Я ведь досконально знаю все, что кроется под каждой обложкой… Например, «De revolutionis celestium»[81] Николая Коперника. Второе издание, Базель, тысяча пятьсот шестьдесят шестой год. Такая вот безделица… Или «Vulgata Clementina»[82] – вон, справа от вас, рядом с шестью томами «Poliglota» вашего соотечественника Сиснероса и Нюрнбергский «Croniearum»[83]. А вот тут, извольте заметить, любопытнейший ин-фолио: «Praxis criminis persequendi» Симона Колинского[84], тысяча пятьсот сорок первого года. Или вот этот том – сшитый в четыре нити, переплет выполнен в монастыре, с металлическими накладками, – который вы теперь рассматриваете. Знаете, что там внутри?.. «Золотая легенда» Якова Ворагинского, Базель, тысяча четыреста девяносто третий год, напечатана Николасом Кеслером[85].

Корсо полистал книгу. Великолепный экземпляр, и поля очень широкие. Он бережно поставил том на место, потом протер платком очки. От такого кого угодно пот прошибет, даже человека с железной выдержкой.

– Извините, но вы ведете себя как безумец. Если продать все это, у вас до конца жизни не будет никаких денежных затруднений.

– Конечно. – Фаргаш снова наклонился и едва заметным жестом выровнял книжный строй. – Да только, продай я все это, мне было бы незачем жить дальше и было бы все равно – есть у меня денежные затруднения или нет.

Корсо указал на ряд очень ветхих книг. Там было несколько инкунабул и манускриптов, да и остальные, судя по переплетам, увидели свет не позднее XVII века.

– У вас много старинных рыцарских романов…

– Да, я унаследовал их от отца. Он задался целью собрать девяносто пять книг, которые составляли библиотеку Дон Кихота, и в первую очередь те, что называл священник, чиня над ними расправу… От отца мне достался и вот этот любопытный «Дон Кихот», он стоит рядом с первым изданием «Лузиад», напечатан Ибаррой в тысяча семьсот восьмидесятом году, четыре тома. Кроме первоначальных иллюстраций, туда позднее вставили добавочные – из английского издания первой половины восемнадцатого века, а также шесть оригинальных акварелей, и еще метрическую запись о рождении Сервантеса, копию, напечатанную на тонком пергаменте… У каждого свои причуды. У моего отца – а он был дипломатом и много лет провел в Испании – это был Сервантес. Иногда причуды переходят в мании. Некоторые коллекционеры не выносят реставрации, даже если следы ее совершенно незаметны, или, скажем, ни за что не купят нумерованный экземпляр, если цифра перевалила за сто пятьдесят… Мой каприз, как вы, наверно, уже успели заметить, необрезанные тома. Я посещал аукционы, бродил по книжным лавкам с линейкой, и у меня буквально ноги подкашивались, ежели, открывая книгу, я обнаруживал, что торцы у нее не обрезаны… Вы читали забавный рассказ Нодье о библиофиле[86]? Со мной происходило то же самое. Я бы с радостью заколол кинжалом тех переплетчиков, что пользуются обычной бумагорезальной машиной. Найти экземпляр, у которого страницы на несколько миллиметров шире положенного, шире, чем это описано в библиографиях, – вот предел счастья.

– Для меня тоже.

– С чем я вас и поздравляю. И приветствую как брата по вере.

– Не торопитесь. Меня в подобных делах интересует не эстетика, а прибыль.

– Все равно. Вы мне нравитесь. Я из числа тех, кто полагает, что, когда речь заходит о книгах, общепринятые моральные нормы в счет не идут. – Он успел отойти в противоположный конец комнаты и с доверительным видом чуть наклонился в сторону Корсо. – Знаете, что я вам скажу?.. У вас там ходит легенда о книжнике-убийце из Барселоны… Так вот: я тоже способен убить из-за книги.