Старое пианино - Лазарева Ирина

Вскоре он вернулся в настоящее и остановил на обездвиженном пленнике пронзительный взгляд:

— Итак, мы отвлеклись от сути. Мне нужна книга. Можешь притворяться, что продолжаешь экзерсисы на пианино, чтобы усыпить бдительность стража, но потребуй книгу, скажи, что тебе она необходима для работы. Нет ничего проще, тебя он послушается. Только занеси ее в кабинет, остальное не твоя забота.

— Зачем тебе, всесильному, какая-то книга? — усмехнулся Максим. — Разве не можешь ты уходить и приходить, когда тебе вздумается? Да и вся твоя нежить, как видно, гуляет не впервой.

— Ты действительно наивен, — ответил тот. — Неудивительно, ведь ты служитель искусства, романтик, оторванный от постижения тайн бытия. Знай, есть в этом мире, на этой планете законы, тесно связанные с ее обитателями, от вас, людей, неотделимые, и лишь человек может вторгнуться в окружающее его пространство, среду обитания и нарушить ее целостность. Самодержец не зря вложил мозги в ваши бренные головы, нет-нет, да и блеснет сокровище ума, недоступное даже бессмертным.

Вот ты можешь подточить дерево изнутри? Нет, а древоточец может.

— Зато я могу прийти и срубить дерево. — Максим тянул время и намеренно поддерживал разговор.

— Зачем? — пожал плечами Себ. — Не ты его растил, не тебе и рубить. Пусть тот садовник, что хотел создать благоуханную крону для птиц, пищу для жуков и червей, раздолье для личинок, увидит, как дерево гниет, и признает свое поражение.

— И что тогда?

— Придет другой садовник.

— Знаешь, Себ, — позволил себе иронический тон Максим. — Все это мы уже проходили. Ты презираешь людей, а сам живешь по избитой схеме, или презираешь за то, чему учишь сам?

В глазах Себа заиграли злые искры:

— Хватит болтать, мы уклонились от темы. Согласен ты принести книгу?

— Я должен знать, зачем она тебе, — уперся Максим. — Я имею право знать, какие последствия может иметь мой поступок.

Он понимал, что страшно рискует, и съежился невольно, ожидая удара.

У Себа дернулась щека, он недобро сощурился, но все же снизошел до ответа:

— А ты упрямый. Не боишься? Я могу сжечь тебя заживо, и тогда отпадет всякая надобность знать тебе что-либо. Но перед тем как ты станешь живым факелом, Чаритта отделает тебя кнутом, он хорошо с этим справляется, а я не люблю лишать его удовольствия. Подойди, Чаритта, и представься знаменитому музыканту. Кстати, Чаритта был тоже весьма знаменит в свое время. Ах, как давно это было! Он был укротителем тигров, имя его гремело, пока тигрица по кличке Чаритта не перегрызла смельчаку горло. Думаю, укротитель слегка переусердствовал с хищниками. Они, как и люди, не любят жестокости. С тех пор укротитель охладел к животным. Кроме того, я не могу поставлять ему львов и тигров. А без работы артист хиреет. Пришлось ему слегка переквалифицироваться. Как ты думаешь, из чьей кожи сделаны ремни в его кнуте? Недавно жаловался, что ремни поизносились, надо бы заменить.

Чаритта заинтересовался последней фразой Себа, придвинулся, его взгляд как паук пополз по лицу Максима, тот даже почувствовал, как множество жестких ворсинок кольнули кожу. Чаритта провел концом рукоятки кнута по щеке музыканта и одобрительно прищелкнул языком:

— Сгодится. Молодой, крепкий, как раз то, что надо. — Голос у него был далеко не чарующий, напротив — сиплый, леденящий, а глаза абсолютно мертвые.

— Да пошел ты, ублюдок! — брезгливо мотнул головой Максим. Руки он поднять не смог, все тело было налито страшной тяжестью. — Убери своего холуя, Себ. Так у нас разговор не получится. Не запугивай меня, объясни толком, зачем тебе нужна книга.

Себ отослал жестом Чаритту в сторону.

— Так и быть, отвечу на твой вопрос, — сказал он, — убить тебя я всегда успею.

Я предвидел, что они найдут кого-то, чтобы закрыть врата, поэтому мне нужен ключ, чтобы открыть их снова. Я могу тебя убить, но они приведут другого фанатика-Орфея. Если я буду обладать книгой, то все их потуги окажутся тщетны.

— Я понял: ты жаждешь дальнейшего разложения, деформации пространства, отказа от гармонии.

— Да!

— И предлагаешь участвовать в этом мне, музыканту и композитору?

— Глупец, я могу дать тебе славу, несравнимую с лаврами всех пианистов когда-либо живших и живущих ныне. — Себ подтолкнул Лизу к Максиму. — Забирай ее в придачу и оцени мою щедрость.

Лиза смиренно двинулась к Максиму, но не отрывала глаз от Себа, смотрела на него с обожанием.