Проклятие тангеры - Аксенова Юлия

«Это уже почти танец!» – пронеслось в голове. Она едва не произнесла вслух, но не рискнула, чтобы не спугнуть. Хотя что уж там было спугивать! Виталий шагнул вбок, повел плечом. Ксения вместе с ним сделала шаг – и маленькое очо. Виталий снова отступил, и она прошла сбоку от него – получилось правильное движение в перекрестных ногах. Дело пошло! Но Рогов вдруг остановился, выставил прямо перед ее носом сжатую в кулак ладонь с поднятым указательным пальцем. Резко качнул палец вправо-влево, сказал жестко:

– Не выйдет!

– Ну, пожалуйста! Мне так хочется! – Ксения по правде готова была расплакаться, как огорченный ребенок. – Имей снисхождение!

На сей раз он зло уставился ей в глаза, снова резко покачал пальцем прямо перед носом.

– Запомни, – отчеканил Рогов, – я никогда ничего не делаю… с женщинами из сострадания! Никогда. Ничего.

Ладони Ксении медленно сползли с его плеч.

– Я больше ни с кем не хочу танцевать. Никто не сравнится. Я никого рядом с ней не поставлю! Благотворительностью не занимаюсь.

– Виталий, ты только что танцевал с Черной Тангерой. Если тебя это не беспокоит, я уйду.

– Я танцую с теми, с кем хочу. С теми, с кем мне хорошо. В ней страсть. И жизнь. Больше здесь, – он медленно обвел взглядом зал, – нет ни одной женщины. Ни одной.

– Мне уйти?

– Как хочешь.

Как ни была Ксения разозлена, она не смогла уйти. Стояла перед Виталием, опустив руки. Спросила беспомощно:

– Неужели не боишься умереть?

Рогов, потерявший к ней всякий интерес, молча развернулся и удалился.

Оглушенная, Ксения не двигалась с места. В душе несся вихрь чувств – едких, колких, хлеставших наотмашь. Страх за жизнь друга был последним из них. Виталий, живой и здоровый, лишь слегка осоловевший от пережитого наслаждения и обозлившийся неизвестно с чего, только что унизил ее, оскорбил, оговорил, смешал с грязью. Никакая на свете нечистая сила не способна взбаламутить в душе человека грязь, которой там нет! Вместе с тем Ксения мучительно, но ясно осознавала, что Рогов прав. Она никудышная танцовщица: тридцать пять лет сидения на мягком диване за полтора года никак не наверстаешь. Как женщина она не способна взбудоражить мужчину и увлечь за собой. Заставить его забыть все, что было прежде, оставить старые привычки, сломать стереотипы… Как профессионал она тоже гроша ломаного не стоит, если не справилась с простейшей задачей студенческого уровня: наладить и поддержать контакт. Не вспомнила ни единого приема нейролингвистического программирования, эриксоновского гипноза, просто-напросто не сумела установить раппорт…

Виталию, скорее всего, ничего не сделается: полно, точно ли, что танцевал он с Черной Тангерой? Не почудились ли темные завихрения вместо женских локонов на фоне его широкой груди? Текущие вдоль его живота и ног темные потоки ведь казались в иные моменты ладной фигурой в строгом платье и стройными ногами в черных чулках. Когда делали кальгаду, Виталий стоял боком к Ксении, расставив ноги, присев, сильно отклонившись назад. А от его копчика вниз, до самого пола, столбом опускалась энергия. Не поднималась – именно опускалась. Так выглядит единственное на свете явление: порча на смерть. Ну так некоторые люди ухитряются годами с этим жить. Тяжко, вяло, депрессивно, но живут. А может быть, и это показалось. Если Ксения – хреновый психолог, то уж тем более слабый, плохо обученный эзотерик.

Отвращение к собственной несостоятельности раздирало с такой силой, что Ксения больше не могла оставаться с этим наедине. Она полуосмысленно обвела взглядом помещение. Ничего и никого не заметила, кроме Кости, оказывается смотревшего прямо на нее. Ну вот, она уже тысячу лет торчит одна посреди зала, но и Костя не делает ни единого шага ей навстречу!

Музыка играла вдвое тише, чем прежде, «шепотом». Любители ночной милонги кемарили за столиками, девушки, набросив куртки и шубы поверх открытых платьев, дремали вповалку на кожаных диванах в дальней части цеха. Дверь на улицу то и дело распахивалась, впуская клубы морозного воздуха: курильщики все чаще взбадривали себя сигаретой, остальные – короткой прогулкой по обширному заводскому двору. Те, кто предпочитает на праздничном мероприятии выпить, и те, кто отродясь не садился за руль и не желал переплачивать таксисту, – все оставшиеся после полуночи маялись в ожидании шести часов утра, когда откроется метро. А оставалось до этого события еще часа три. Недельный марафон милонг и шоу утомил даже самых крепких энтузиастов.