Договор с вампиром - Калогридис Джинн

Не знаю. Но я не придумываю свои страхи. Я действительно боюсь. Боюсь Влада, боюсь за Жужанну и за своего еще не родившегося ребенка.

Однако сильнее всего меня страшит, что с момента приезда сюда мой муж постепенно превращается в совершенно чужого мне человека. И я сама превращаюсь из здравомыслящей женщины в испуганную крестьянку, у которой голова набита дремучими суевериями. Особенно остро я это чувствую, когда Дуня говорит об опасности перерождения Жужанны в стригоицу.

Влад стал волком. В кого превратимся мы с Аркадием, если нас постигнет ее злая участь?

* * *

ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ЦЕПЕШ

13 апреля

Минувшей ночью он опять стучался в окно, и я была готова встретить его. Я заранее сняла с шеи распятие и убрала гирлянду с цветками чеснока, спрятав ее в шкафу, как это делают по утрам Дуня и Мери. Они думают, что я не знаю об их уловке! Я открыла ставни и распахнула окно, но вновь возникло досадное препятствие. Когда он пришел, Брут снова начал отчаянно лаять. Никакие мои уговоры и ласки не действовали на упрямого пса. Мне пришлось закрыть окно и ставни и вернуться в постель, иначе этот неистовый лай поднял бы весь дом.

Я отвела было Брута на кухню, но оказалось, что там спит Дуня. При нашем появлении она заворочалась на полу, и нам пришлось уйти.

Я чувствую себя более сильной, но изменения в моем теле почему-то прекратились. Мне это не нравится. Не люблю ждать. Надо что-то делать.

* * *

ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША

14 апреля

Наконец-то у меня появились силы сесть к столу и начать писать. События вчерашнего дня полностью изгладились из моей памяти. Помню лишь нежное лицо Мери, обрамленное золотистыми локонами. Они касались моих щек, когда Мери наклонялась надо мной. Ее лицо, ее мягкая, прохладная рука, которую она клала мне на лоб, и слова утешения – вот и все мои воспоминания. Как же она добра ко мне. Я несколько раз пытался попросить у Мери прощения за то, что накричал на нее позавчера, но она лишь улыбалась и тонкими пальцами накрывала мне губы.

Боже милосердный, если бы мне удалось забыть все то, что произошло двенадцатого апреля! Но нет, эти картины будут преследовать меня до конца дней. Куда все катится? Куда мы движемся? Нет, сейчас я не должен размышлять о будущем... Ну вот, у меня уже начинают трястись руки. Я приказал себе методично написать обо всем, что со мной случилось. Может, тогда мне станет понятно, как жить дальше.

Позавчера (все того же двенадцатого апреля!) я узнал, что у моей сестры сильная анемия. Это известие само по себе расстроило меня, но после того, как мы с Мери навестили Ж., на меня обрушилась еще более шокирующая новость. Мери сообщила мне, что видела Влада поздно ночью в спальне Жужанны и что они стояли обнявшись.

Стыдно признаться, но я накричал на жену. Я отказался верить чудовищной клевете, порочащей мою сестру и дядю – нашего щедрого благодетеля. Но в то же время я сознавал: Мери не способна лгать и не склонна выдумывать небылицы. Когда я ее слушал, мне уже в который раз показалось, что я схожу с ума, и я поддался неуправляемому гневу. Я уединился, намереваясь записать услышанное и успокоиться, однако был слишком перевозбужден. Тогда я покинул дом, сел в коляску и поехал сам не зная куда.

День выдался теплый. Правда, к полудню небо стали затягивать облака. В воздухе запахло скорым дождем. Что-то неизъяснимое заставило меня поехать в сторону опушки леса, туда, где в прошлый раз я видел Стефана. Пока лошади пробирались между деревьев, начал накрапывать дождь, но густая листва защищала нас от капель. Тем не менее я все же вымок, поскольку ветки щедро сбрасывали на меня скопившуюся воду.

Лошади мотали головами и негромко ржали, недовольные моим глупым решением вновь отправиться в лес. Я твердил себе, что ничего не боюсь, хотя во рту у меня пересохло и язык прилип к небу. У меня даже слегка тряслись руки. Но я продолжал мысленно ободрять себя и в то же время беспокойно поглядывал на верхушки самых высоких деревьев, как будто боялся увидеть там окровавленное тело Джеффриса.

Чего мне бояться? – спрашивал я себя. Сейчас не ночь, а день, теплый день. Днем волки никогда не нападают на людей, тем более что в такую погоду полно другой, более легкой добычи. И вообще большинство страшных историй про серых хищников – обыкновенные крестьянские россказни. Я еще с детства знал, что по-настоящему надо опасаться волков лишь зимними ночами... Я твердил себе успокоительные слова, а память подсказывала обратное: Стефан погиб солнечным летним днем, и горло ему перегрыз добрейший пес-полукровка, в котором внезапно пробудилась его волчья сущность. Я не сдавался: брат был ребенком. Я же – взрослый сильный мужчина. К тому же у меня есть надежный револьвер. Если хищники и появятся, первый же выстрел сразу отобьет у них охоту связываться со мной.