НКВД. Война с неведомым - Бушков Александр

Сидящий за столом встал и повернулся к нему.

Вот тут у майора, по его собственному признанию, в зобу дыханье сперло.

Потому что Бергенова нигде не было видно – а к майору, бесшумно ступая, подходил великий вождь и учитель, Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин.

В точности такой, как на портретах – в кителе с маршальскими погонами и одинокой звездочкой Героя Социалистического Труда на груди, с аккуратно зачесанными седоватыми волосами и неповторимым взглядом, с трубочкой в руке.

Майор остолбенел, машинально приняв стойку «смирно», прижимая руки по швам так, что стало больно ладоням. Хмель моментально вылетел из головы, она стала ясной, как стеклышко – но мысли прыгали в совершеннейшем сумбуре. Умом майор понимал, что это просто-напросто очередное наваждение, колдовство, мoрок – но ничего не мог с собой поделать, застыл оловянным солдатиком, потому что перед ним стоял товарищ Сталин собственной персоной, как две капли воды схожий с портретами.

– Рад вас видэть, товарищ майор, – сказал Верховный, улыбаясь в усы. – Как успэхи в боевой и полытыческой подготовки?

– С… стараемся, товарищ Сталин… – только и смог выдавить из себя майор, стоя навытяжку.

– Нэплохо, – сказал Верховный, легонько коснувшись гимнастерки майора черенком знакомой всему человечеству трубки. – А водку нэ пьете? По бабам нэ гуляете? В молодости можно, если это нэ врэдит дэлу…

Майор, уже совершенно трезвехонький, чувствовал, как по спине у него ползут ручеечки пота. Все это с ним происходило не во сне, а наяву.

– Ну ладно, можетэ идты, – смилостивился Верховный, уже откровенно улыбаясь. – Крюгом…

Майор плохо помнил, как он, безукоризненно выполнив поворот через плечо – и не помнил, через которое – вывалился из блиндажа под ночное небо, под ветер и мокрый снежок. И уже не чувствовал ни холода, ни падавших на непокрытую голову то ли снежинок, то ли капель.

А комбат самозабвенно хохотал, повторяя:

– Ну, видел бы ты себя! Лица нет! Пошли, простудишься… Не лето.

Схватил покорного майора за локоть и насильно втащил в блиндаж, где уже не было никакого Верховного, один лишь Бергенов стоял у стола. И шустро испарился по жесту комбата.

Тот усадил гостя, налил ему полную стопку. Майор выпил, как воду, но его не взяло.

– Как это? – спросил он потрясенно.

– Я ж тебе говорю, – сказал комбат, ухмыляясь широко и беззаботно. – Ординарец у меня – уникум. Видал, чего умеет? У него вся семейка такая, это у них от дедов-прадедов… Хочешь, он тебе всамделишного Жукова изобразит? Или артистку Серову? Да ты не стесняйся, заказывай, кого хочешь, он кого угодно может…

Майор выпил еще – и только тут стало понемногу забирать. Он долго еще хмыкал, крутил головой, пару раз оглянулся на дверь.

– А ты, вообще, молоток, – сказал комбат одобрительно. – У меня тут один из блиндажа после отца бомбой вылетел, глаза дурные, летит, не разбирая дороги. Я его и догнал-то не сразу, пришлось бутылку влить, чтобы успокоить…

– Как это? – повторил майор.

– Говорю тебе – азиатское колдовство, – разъяснил комбат авторитетно, с видом специалиста. – Наваждение наводить. Он рассказывал, у него отец в гражданскую именно таким вот образом увильнул от неминучей смертушки. Он был красный и, когда его где-то там подловили басмачи, прикинулся ихним самым главным курбаши… Они поверили. Так и ушел…

– Ты смотри, – предостерегающе сказал майор. – Такими, знаешь, вещами шутить…

Комбат прищурился:

– А кто настучит? Ты, что ли?

– Я-то не настучу, – сказал майор. – Только мало ли… мир не без добрых людей. За такие вещи…

– За какие? – все так же беззаботно ухмылялся комбат. – Ты себе только представь сигнальчик: «Командир батальона имярек и его ординарец Бергенов с помощью азиатского колдовства вызывают у себя в блиндаже образ товарища Сталина, иллюзион, имеющий полное сходство с настоящим…» А? Да за такой сигнал этого «сигналиста» самого увезут если не на губу, то уж точно в дурдом… – и он азартно блеснул глазами. – Воздушный десант так просто не возьмешь, не пугай ежа голой задницей…

В том, что он говорил, безусловно был резон, но майор чувствовал себя прескверно после этакой встряски. Дальнейший разговор как-то не клеился, пилось плохо, и он распрощался при первой же возможности, сославшись на неотложные служебные обязанности.

Вскоре началось наступление, огромные массы войска пришли в движение, самым причудливым образом перемешиваясь и перемещаясь, и майор уже больше никогда не встречал ни комбата, ни его ординарца Бергенова. Но Верховного в блиндаже запомнил на всю жизнь – и голову готов был прозакладывать, что это наваждение однажды случилось с ним наяву…