Ангел быстрого реагирования - Белянин Андрей Олегович

— Прочь с моих глаз, мерзкая мебель! — изрёк Пётр, но шкаф, естественно, даже не шелохнулся. Художнику ниче­го не оставалось, как только встать и приналечь плечом на упёртый предмет обстановки. Он легко сдвинулся с места, тем более что внутри были только пустые полки и вешалки.

— Ну да, теперь всё понятно...

Загадка странного расположения шкафа разъяснилась. Шкаф отправился в угол — самой природой предназначен­ное место для такого рода предметов обстановки, а на стене открылся рисунок огромной двери. Видимо, хозяин, желая сэкономить на краске, попросту заслонил то, что, с его точ­ки зрения, было неприличной мазнёй, снижающей стои­мость квартиры.

Художник вернулся на прежнее своё место и, заинтри­гованный, принялся разглядывать набросок. Он не ожидал увидеть ничего подобного. Трудно было это назвать фрес­кой — просто рисунок карандашом по белой побелке, но выполненный очень старательно, так, что каждая чёрточка излучала целенаправленность этого произведения. Пётр отслеживал взглядом каждую линию. Таинственный рисо­вальщик не использовал линейки, но обладал твёрдой ру­кой и точно знал, что хочет сотворить. Он тщательно вос­произвёл на стене все подробности: неровные края двер­ной рамы, овальный глазок сучка и гвозди. Сама дверь по-старинному была разделена тремя массивными перего­родками. Рисовальщик изобразил даже дверную ручку в форме листа аканта, с нарядным медальоном, не забыл он и о дырке для ключа. Только вот пропорции слегка подкача­ли, поскольку чуть наклонённая «кнаружи», приоткрытая дверь как-то неправильно сужалась, точно шириной была метра четыре, и край её терялся в глубине перспективы. А за дверью таились млечная пустота и седые тени.

* * *

Соседка, видно, сторожила, прильнув к глазку, потому что появилась она тут же, едва Пётр ступил за порог. Воз­можно, ей придало смелости отсутствие убийственных орудий и то, что мужчина на сей раз был полностью одет. Пётр вежливо ответил на её «добрый день», хотя тон его был скорее холодным. Лучше не допускать до излишнего сближения, а то кончится тем, что будешь выносить ста­рушке мусор и снимать кошку с дерева или, что ещё хуже, разглядывать семейные фотографии за чаем. Он уже ждал вопросов вроде: кто он, откуда, где работает. Но уж навер­няка не ожидал того, что услышал.

— Этот Жемла, верно, и не сказал вам... — выпалила женщина, сверля Петра горящим оком гарпии.— Ведь та девушка, что перед вами тут жила,— она понизила голос,— так она с собой покончила! А этот только в комнатке при­брался и как ни в чём не бывало опять жильца нашёл. Такой жадный до денег. Безбожник!

Пётр онемел. В голове его была звенящая пустота. Он даже не сумел выдавить из себя: «Да что вы говорите!»; впрочем, женщина, кажется, и не ждала никакого ответа. Она с достоинством задрала подбородок и двинулась к выходу, крепко зажав в руке сумку для продуктов.

— И двери не забывайте закрывать, а то сквозняк.

* * *

Мысль о прежней обитательнице комнаты возвраща­лась к Петру, точно бумеранг, в самые неподходящие мо­менты. Когда он таскался по галереям, сидел со своими по­лотнами в Старом городе или для экономии повторно заливал кипятком кофейную гущу в чашке. Она пользовалась тем же чайником. На полках в шкафу лежала её одежда. Пётр со смущением ловил себя на том, что самым абсурд­ным образом его возбуждает даже мимолётная мысль о женском белье. А точнее, он пытался представить её труси­ки. Идиотизм... Спала она наверняка на «его» кровати и, может, точно так же убивала время, пялясь в стену. Неуже­ли именно таинственная, чарующая своей неопределённо­стью Она нарисовала картину «Дверь»? Может, она убежа­ла из жизни с помощью горсти таблеток, скорчившись в уютной ложбинке, которую сейчас согревал своим телом Пётр? А может, если б он зажёг в ванной специальную лам­пу, которая есть у полицейских, то в её свете кровь девушки засветилась бы призрачным голубым сиянием, всё ещё присутствующая, хоть и невидимая — точно дух минувших событий. И почему она лишила себя жизни? Как её звали, как она выглядела?

Он начал рисовать пастелью ню. Женщины со «звери­ной» натурой, слегка напоминавшие рисунки Дега. Об­нажённые, худые блондинки с заострёнными грудями — смазывающие ноги кремом, выжимающие мокрые волосы свернутым полотенцем, бесстыдно раздвигающие бёдра во время чтения книжки... «Недурны, можно трахнуть»,— оценивали приятели. Он возвращался к себе, открывал горчичного цвета дверь и прицеплял к доске новую картон­ку. Из-под его дрожащих пальцев появлялись очередные эфирные девушки. А если быть точным, это была одна и та же... Одна-единственная, в десятках вариантов, в разных позах и ситуациях. Пока, в конце концов, с последнего этюда она не глянула ему прямо в глаза.