Уши не трогать! - Гаврилова Анна Сергеевна

Понимаю – над детьми и влюбленными парнями подтрунивать стыдно, но удержаться не смогла:

– Я во всеуслышание назвала тебя любимым мужчиной, чем ты недоволен?

Зайчик надулся и запыхтел еще громче.

– Но ведь вы меня не любите! – прошипел аккурат в ушко.

Одарила его улыбкой, сказала совершенно искренне:

– Люблю. Как друга.

– Но традиции… – попытался возмутиться он.

– Ой, да ладно тебе.

Дальше случился коллективный поход к новой выгребной яме, в которой, впрочем, обнаружилась лишь небольшая лужица. В финале, когда на землю уже спустились сумерки, а особняк озарился голубоватым светом магических лампочек, в столовой состоялся фуршет. Подавали, как водится, игристое.

Единственный взгляд на бокал с желтоватой пузырящейся жидкостью заставил желудок совершить сальто. В итоге я предпочла воду.

– Ой, какие мы впечатлительные, – прошептала каргуля.

– Презентацию нижнего белья не доверю! – ничуть не скрываясь, выпалила я.

Ванесса шаловливо хихикнула и подмигнула.

Черт! Думает, что за два дня, которые отделяют от главного события, не успею написать для нее речь и провести жесткий инструктаж? Ладно, пусть помечтает.

После игристого народ заметно повеселел и осмелел. То один, то другой подходили с вопросами, главным из которых был – как? Как вы додумались до такого? Я скромно хлопала ресницами и отсылала к барону Криссу, поясняя заодно – без блондинистого изобретателя ничего бы не вышло. Вскоре вокруг господина Дориэля собралась толпа, и он пошел в отрыв, рот не закрывался ни на секунду. Подозреваю, что прежде его работой не слишком интересовались.

Единственным, кто проявлял недовольство, был зайчик. Я старалась успокоить его улыбками, только сероглазый и не думал расслабляться. Продолжал пыхтеть, раздувать щеки и бросать сердитые взгляды. В итоге подошел, цапнул за локоток и поволок в сторонку. Я не сопротивлялась.

Когда мы оказались в дальнем углу столовой, юный герцог шумно выдохнул и выдал:

– И все-таки! Почему я?

Ну как сказать… причин-то много.

– Не хотела выставлять тебя дураком.

– Что? – В шепоте зайчика прозвучало искреннее возмущение. – И поэтому назвали моим именем устройство для опорожнения?

– Это великое изобретение, – парировала я. – Оно изменит ваш мир. И мне кажется, лучше ассоциироваться в глазах народа с изобретением, чем прослыть рогоносцем.

– Что-что?

– Пока ты молод и красив, ты имеешь право на любые ошибки и неудачи, кроме неудач в любви. И если поползут слухи, что твоя невеста влюблена в другого, репутация будет испорчена конкретно. Я не могла этого допустить…

Сопение стало куда громче. Я даже отодвинулась на полшага – не из страха, а так, на всякий случай. И стало вдруг так неловко, так неудобно…

Потакая желаниям совести, попыталась оправдаться:

– А вообще… если тебе так хочется правды, скажу. Изначально планировала назвать изобретение в честь Арха.

Эльфенок застыл. Глядел как на умалишенную в стадии буйства.

– А что? Это отличный вариант, – продолжала рассуждать я. – Бог умирает в том числе потому, что народ забыл его имя. Следовательно, если имя вспомнят…

– Вы… вы издеваетесь?

– Ничуть. Сам подумай… Бог проклят несколько тысячелетий назад, старшие поколения еще помнят его имя, а новые – даже не знают. По всем расчетам, Арх должен был исчезнуть довольно давно, но он до сих пор жив. И какой напрашивается вывод?

Я выдержала паузу и, не дождавшись ответа, продолжила:

– А вывод прост до банальности – ваш народ его все-таки подкармливает. И если учесть, что Арх принимает только добровольные жертвы, значит, кормится тем, что часть эльфов старшего поколения, умирая, посвящает себя ему. Почему они это делают?

Вопрос был риторическим, но зайчик заикнулся что-то возразить. Потом подумал и выдал растерянно:

– Не знаю.

– Да потому, что умирающий смотрит на мир иначе! Ему ваши религиозные заморочки до лампочки. Ему просто страшно и одиноко. И хочется, чтобы рядом был хоть кто-то… Больной зовет доктора, потому что с ним спокойней, а умирающий – бога.

Вариэль сглотнул.