Я надену полночь - Пратчетт Терри

Она уже пожалела о том, что упомянула про это, но знала, что теперь старик не успокоится, пока она ему не покажет. Поэтому она вздохнула и прошла через комнату к камину и вынула из стойки огромную кочергу. Про себя она отметила, что ей самой доставляет удовольствие при каждом удобном случае показывать этот трюк, а Барон был бы благодарным зрителем. Но следует ли ей это делать? Что ж, трюк с огнем не столь уж сложен, боль находилась в равновесии, а Барону осталось не так уж много времени.

Из небольшого колодца, находившегося в дальнем конце комнаты, она достала ведро воды. В колодце жили лягушки, и несколько из них попали в ведро, но она смилостивилась над ними и отпустила их обратно в колодец. Никому не понравятся вареные лягушки. Вообще ведро воды не было необходимо, но так трюк был зрелищнее. Тиффани театрально покашляла:

— Вам видно, сэр? У есть меня кочерга, и ведро с водой. Железная кочерга холодная, и вода тоже.

А теперь… я возьму кочергу левую руку, а правую руку суну в самое пламя. Вот так.

Барон охнул, когда вокруг ее руки взметнулось пламя, и кончик кочерги в ее руке внезапно начал раскаляться докрасна.

Когда Барон проникся зрелищем, Тиффани опустила кочергу в ведро с водой, вызвав облако пара. Затем она встала перед Бароном и показала, что обе ладони остались невредимы.

— Но я же видел, как вокруг руки взметнулось пламя! — с выпученными глазами заявил Барон. – Отлично! Молодец! Это же какой-то фокус?

— Скорее, сэр, дело в навыке. Я сую руку в огонь и перенаправлю жар в кочергу. Просто перемещаю тепло. А пламя, что вы видели было вызвано сгоранием отмерших кусочков кожи, грязи и тех ужасных, невидимых тварей, что есть у неопрятных людей на руках…  — она сделала паузу. — С вами все в порядке, сэр?

Барон замер, уставившись на нее.

— Сэр? Сэр?

Старик заговорил, словно читая из некой невидимой книги:

• Зайчиха прыгает в огонь.
• Пламя лижет, но не жжет.
• Зайчиха прыгает в огонь.
• Пламя любит и не жжет.
• Зайчиха прыгает в огонь.
• Пламя любит, заяц бежит.

— Я вспомнил! Как я посмел это забыть? Я же клялся себе, что буду помнить это вечно, но со временем накапливается столько всего, что нужно запомнить, сделать, куча обязанностей. И в итоге забываешь по-настоящему важные вещи, которые важно помнить.

Тиффани была ошарашена, увидев, что на его лице появились слезы.

— Я все вспомнил, — прошептал он, глотая слезы. — Я помню, стояла жара! И помню зайца!

В этот миг дверь в комнату с грохотом распахнулась и внутрь вошла мисс Безызъянц.

Следующее событие заняло всего одно мгновение, но для Тиффани оно длилось, казалось, целую вечность. Сиделка увидела кочергу в ее руке, и старика в слезах, облако пара над ведром, снова Тиффани, выпавшую из рук кочергу, снова старика, снова Тиффани, и упавшую в камин кочергу с громким «бряк», который эхом разнесся по всему миру. Тут мисс Безызъянц словно приготовившийся нырнуть кит, набрала в грудь воздуха и закричала:

— Что ты с ним сделала? Убирайся отсюда, ты, наглая девчонка!

Тиффани быстро обрела дар речи, а затем и дар крика:

— Я никакая не «наглая», и я не «девчонка»!

— Я собираюсь позвать стражу, ты — черная, полночная карга! — прокричала сиделка, направившись к двери.

— Еще только пол двенадцатого! — Крикнула ей вслед Тиффани, и поспешила к Барону, полностью растерявшись — что ей предпринять дальше? Клубок боли шевельнулся. Она это почувствовала. Она не могла собраться с мыслями. События начинали выходить из-под контроля.

Она на мгновение сосредоточилась, и, постаравшись улыбнуться, обернулась к Барону.

— Прошу прощения, если чем-то вас расстроила, сэр, начала она, и вдруг поняла, что он улыбается сквозь слезы, а все его лицо будто светится изнутри.

— Расстроили? Помилуй бог, нет. Я вовсе не расстоен. — Он постарался выпрямиться в кресле и указал дрожащим пальцем на огонь. — Наоборот. Я воодушевлен! Я чувствую себя живым! Я юн, моя дорогая мисс Тиффани Болит! Я вспомнил тот замечательный день! Разве вы не видите? Там, в долине? Это прекрасный, свежий сентябрьский денек. Как сейчас помню, я мальчишка в твидовом, немного колючем едко пахнущем пиджаке. Мой отец, он распевает: «Соловей, мой соловей!»^[11], и я пытаюсь ему подпевать, хотя у меня и не выходит, потому что голос у меня тонкий, как у суслика.