Дело табак - Пратчетт Терри

Юному Сэму позволили остаться на верхней палубе и посмотреть на танцовщиц, хоть он и не понял, в чем суть. Зато Ваймс понял. Еще там был фокусник и прочие развлечения, которым люди покоряются во имя веселья, хотя Ваймс действительно посмеялся, когда фокусник полез к нему в карман, чтобы подложить туда пиковый туз, и обнаружил нож, который Сэм взял с собой на всякий случай. Неприятностей следует ожидать именно в ту минуту, когда ты их точно не ожидаешь.

Фокусник точно не ожидал ножа и, вытаращив глаза, уставился на Ваймса, а потом сказал:

— Ох, боги, это же вы! Командор Ваймс собственной персоной, — и, к ужасу Ваймса, он повернулся к толпе и воскликнул: — Ура, дамы и господа, в честь спасителя «Чудо-Сисси»!

Ваймсу пришлось выйти и раскланяться, и Юный Сэм, разумеется, вышел и раскланялся вместе с отцом, заставив не одну пару женских глаз увлажниться от умиления. Затем бармен, который явно был не в теме, не сходя с места придумал коктейль «Сэм Ваймс», и впоследствии, когда этот коктейль вошел в меню всех питейных заведений на Равнинах, разумеется, кроме тех, где клиенты открывали бутылки зубами,[32] Сэм делал вид, что изрядно смущен. На самом деле он был так польщен этой честью, что даже выпил одну порцию, а потом вторую, поскольку Сибилла, учитывая обстоятельства, не возражала. А потом Ваймс сидел, подписывая подставки для кружек и клочки бумаги и болтая громче обычного, пока даже бармен не решил, что пора закрывать лавочку, и тогда Сибилла увела захмелевшего мужа в постель.

И по пути в номер он отчетливо услышал, как в коридоре одна дама спросила у другой:

— А кто этот новый бармен? Никогда его не видела на этом рейсе.

«Роберта Бисквит» плыла в ночи, оставляя за обширной кормой белый след. Одного быка отвели в стойло, а второй обеспечивал неторопливое движение вперед. Приятное путешествие продолжалось. Все, кроме лоцмана и впередсмотрящего, спали, были пьяны, ну или просто лежали. Бармена никто не видел; бармены приходят и уходят, в конце концов. Кто обращает на них внимание? В темном коридоре, в который выходили двери кают, ждала какая-то фигура. Она прислушивалась к шепотам, поскрипываниям и похрапываниям.

В каюте храпели, о да. Тень двинулась по неосвещенному коридору, и предательские скрипы терялись в симфонии звуков, издаваемых деревянным судном на ходу. Вот дверь. Вот замок. Последовало аккуратное изучение, которое скорее символизирует хитрость и силу, нежели действительно говорит об их наличии. Появилась отмычка, осторожно повернулись петли — и еще раз, когда дверь тихонько прикрыли изнутри. Тень улыбнулась так хищно, что эту улыбку вполне можно было разглядеть во мраке, особенно глазами, которым помогала тьма, и послышался крик, который внезапно оборвался…

— А теперь я тебе скажу, что будет дальше, — сказал Сэм Ваймс, когда коридор внезапно наполнился шумом, и нагнулся над распростертым на полу телом. — Тебя гуманно закуют в наручники до конца путешествия, и за тобой будет внимательно присматривать мой камердинер Вилликинс, который не только умеет готовить хорошие коктейли, но еще и не обременен обязанностями полисмена. — Он надавил чуть сильнее и добродушно продолжал: — То и дело мне приходится увольнять приличных парней за чрезмерную жестокость, и я их увольняю, можешь не сомневаться, — увольняю, когда они делают то, что сделает всякий среднестатистический член общества, если увидит умирающего ребенка или останки старухи и если ему хватит смелости. Он это сделает, чтобы восстановить нарушенный баланс ужаса в своей голове, — Ваймс надавил еще раз. — Закон зачастую обходится с ними мягко, если вообще обращает внимание, но стражник — слуга закона, особенно если работает у меня, а значит, его обязанности завершаются в момент ареста, мистер Стратфорд. Так что же мешает мне вышибить дух из убийцы, который, вооружившись уймой острых ножичков, ох боги, вломился в каюту, где, как он думал, спит мой маленький сын? Почему я всего лишь вырублю тебя, хоть и презираю себя за каждый глоток воздуха, который я тебе оставляю? Я отвечу, мистер. Между тобой и внезапной смертью сейчас стоит закон, которого ты не признаешь. И сейчас я разожму руки, исключительно чтоб ты не сдох, ведь я не могу этого допустить. В любом случае, советую даже не пытаться сбежать, потому что Вилликинс не ограничен никакими условностями, а еще он безжалостен и очень привязан к Юному Сэму, который, как я рад отметить, спит в каюте с матерью. Понимаешь? Ты вломился в одноместную каюту, где должен был спать маленький мальчик. К счастью для тебя, я тот еще хитрец, мистер Стратфорд, потому, что если бы ты влез в каюту к моей жене, которая храпит как мужчина, хоть я никогда не посмею ей об этом сказать, ты обнаружил бы, что в ее распоряжении внушительный запас оружия. Учитывая темперамент Овнецов, она, вероятно, сделала бы с тобой что-нибудь такое, что даже Вилликинс сказал бы: «Ого, мэм, вы немного перестарались». Что они имеют, то хранят, мистер Стратфорд.

Ваймс усилил хватку.

— Ты, наверное, думаешь, что я идиот. Между прочим, какой-то тип, которого считают великим мыслителем, однажды сказал: «Познай самого себя». Так вот, я знаю самого себя, мистер Стратфорд, к собственному прискорбию, я знаю себя до донышка, и благодаря этому я знаю тебя не хуже собственного лица в зеркале. Ты мелкий тиран, которому все легче и легче было нарушать закон и который решил, что остальные — ненастоящие люди, не такие, как ты, а для того, кто так думает, не бывает слишком тяжких преступлений. Нет преступлений, на которые бы ты не пошел. Подумай вот о чем: тебя повесят, а лорда Ржава, твоего хозяина, скорее всего, отпустят восвояси. Ты и правда думал, что он тебя защитит?

Распростертый на полу Стратфорд что-то проговорил.

— Прошу прощения, не расслышал!

— Я желаю сделать добровольное признание! — выкрикнул Стратфорд.

Ваймс покачал головой, хоть тот и не мог этого видеть.

— Стратфорд, тебя повесят, что бы ты ни сказал. И я не собираюсь с тобой торговаться. Ты наверняка и сам понимаешь, что тебе нечего предложить. Все очень просто.

Стратфорд прорычал:

— Будь он проклят, я все равно скажу! Ненавижу этого скользкого ублюдка! Что ты от меня хочешь услышать?

Ваймс порадовался, что Стратфорд не видит его лица. Он произнес:

— Не сомневаюсь, патриций Ветинари будет очень рад всему, что вы ему расскажете, сэр. Нрав у него изменчивый, и наверняка есть повешение и повешение.

Стратфорд, тяжело переводя дух, сказал:

— Все пили этот чертов коктейль, я сам видел. Ты выпил три и нализался в стельку!

Послышался смех, и дверь приоткрылась, впустив полоску света.

— Его светлость получил, так сказать, детскую версию, — ответил Вилликинс. — Извините, командор. Имбирь, чили, капелька огуречного сока и много кокосового молока.

— Кстати, очень вкусно, — заметил Ваймс. — Забери его отсюда, Вилликинс, а если попытается что-нибудь выкинуть, ты по природе своей знаешь, что делать.

Вилликинс поклонился и сказал:

— Спасибо, командор, я ценю ваш комплимент.

Отпуск у Сэма Ваймса закончился.

Конечно, последние дни были полны не только развлечений — исключено, если есть клик-башни и люди, которые отправляют сообщения вроде «Не хочу вас беспокоить, но я отниму всего минуточку»… Очень многие не хотели беспокоить Сэма Ваймса, но, сделав над собой огромное усилие, они преодолевали свое нежелание и все-таки его беспокоили. Одним из таких людей — причем его письмо не содержало никаких извинений — был Хэвлок Ветинари. Письмо патриция гласило: «Мы об этом поговорим».

Утром Ваймс нанял небольшую лодку с рулевым и очень приятно провел время, вместе с Юным Сэмом ища моллюсков на камнях одного из многочисленных маленьких островов вблизи побережья. Потом они набрали дров, развели костер, сварили добычу и съели, пользуясь щепками вместо вилок и соревнуясь, кто первым выковыряет скользкий кусочек из раковины. Разумеется, трапезу сопровождали черный хлеб с маслом, а также уйма соли и уксуса, поэтому моллюски на вкус скорее отдавали солью и уксусом, нежели моллюсками, но никто не возражал.[33]

Спровадив мужчин из дому, Сибилла на свой тихий лад меняла мир, сидя за письменным столом. Аккуратным курсивным почерком, которому научилась в детстве, она составляла огромное количество клик-сообщений. Одно было адресовано директору Королевской оперы, главной патронессой которой состояла ее светлость, другое — патрицию Ветинари, еще три — секретарю гномьего Короля-под-Горой, секретарю Алмазного короля троллей и секретарю госпожи Марголотты из Убервальда, правительницы всего, что находилось над землей.

Но на этом работа не закончилась. Едва служанка вернулась, отнеся на холм первую порцию сообщений, как ее немедленно послали обратно со второй. Госпожа Сибилла писала письма с редким энтузиазмом, и если на Равнинах и за их пределами в тот день осталась хоть одна значительная личность, не получившая письма от Сибиллы, то лишь потому, что имя этой личности выпало из изящно переплетенной и непрерывно пополняемой маленькой черной книжки… хотя на самом деле книжка была нежно-розовая, с крошечными вышитыми цветочками и вложенным флакончиком духов. Тем не менее по силе морального воздействия с ней могла сравниться разве что баллиста.