Чао, Италия! - Ганапольский Матвей

Поговорив с продавщицей, я выяснил, что это грузинская чача, непонятно как туда попавшая.

Я покупаю ее, несу домой и совершаю подлог – открываю чачу и переливаю ее содержимое в бутылку «Джулии».

Приходят итальянцы, действительно варят спагетти, правда, предварительно съев весь наш салат «оливье».

А потом я говорю: «Ребята, как насчет глотка граппы?»

И, под аплодисменты, я разливаю чачу в роли граппы.

Я, конечно, понимал, что имею дело не с простыми алкашами, но и не с сомелье.

Разливаю напиток, смотрю на своего друга, архитектора Аббадо, как он смакует эту чачу, которую я купил в овощном магазине.

Он долго перекатывает жидкость на языке, медленно глотает ее и, повернувшись ко мне, довольный говорит: «И все-таки, Алексей, ничего лучше настоящей итальянской граппы на свете нет!»

– Гениальный ход! – восхитился я. – Нужно будет взять его на вооружение. Ибо сказано в писании: «Обмани ближнего, ибо он обманет тебя и возрадуется!» Хотя, может это и не там сказано… Главное, что ты ловко унизил Запад…

– Именно так, – со скромной гордостью подтвердил Букалов. – Но, после того как долг патриота был выполнен, я, счастливый и гордый за братский грузинский народ, побежал на кухню за второй порцией «оливье» – insalata russa, как его называют итальянцы.

Что в бутылке и как сделать обед на «феррагосто»

У меня есть знакомый. Он начальник, но, впрочем, очень хороший парень. Почти каждую неделю, в субботу, он собирает своих друзей в ресторане на вечеринки, и я там довольно часто бываю.

На эту вечеринку все приходят с большой охотой, потому что он всех кормит, к тому же он выбирает весьма недурные рестораны.

И все, что требуется взамен, это поддержать беседу и, подняв бокал, сказать, какой он хороший. А поскольку лицемерие и журналистская профессия неразделимы, во всяком случае, так заявляют те, кто журналистов ненавидит, то лесть в его адрес льется легко и без усилий.

Однако не следует думать, что все собираются только поесть. Дело в том, что наш приятель на деле осуществляет призыв древних – «Хлеба и зрелищ!». Но, если в качестве хлеба выступает нежная телячья вырезка или куриные крылышки в терпком, чуть сладковатом соусе, то, что касается зрелищ, в этом качестве выступает он сам.

Каждый раз, как только мы усядемся за стол, наступает то самое восхитительное шоу, которое мы ждем с затаенным дыханием и которое называется «Хочу то, не знаю что».

Первая часть шоу спокойна и размеренна.

Наш друг держит в руках винную карту и долго изучает ее, хотя мы в этом ресторане в двадцатый раз.

После чего он просит вызвать сомелье и спрашивает его, есть ли сегодня в ассортименте чилийские вина.

Сомелье, с плохо скрываемым раздражением, отвечает, что чилийских вин нет. Раздражение сомелье понятно, ибо наш друг задает этот вопрос постоянно, хотя еще во время первого визита в этот же ресторан этот же сомелье долго объяснял, что вина из Нового Света им не поставляются.

– Жаль, – с легким высокомерием говорит наш друг. – А итальянские вина есть?

– Итальянские есть! – багровеет сомелье, ибо это нашему другу тоже хорошо известно.

– Тогда принесите… – тут наш друг делает небольшую паузу, как бы подчеркивая, что выбор будет нелегок, что он, до последней секунды, сомневается, какое именно вино будет соответствовать сегодняшнему настроению и погоде.

Однако мы знаем, что будет выбрано именно то вино, которое он заказывает всегда, ибо оно ему понравилось еще четыре года назад, во время поездки в его любимый Париж.

– Пожалуйста, вот это… – палец друга, наконец, повелительно опускается на давно ожидаемую строчку в меню.

– Какой прекрасный выбор! – злобно говорит сомелье и неожиданно с ехидной улыбкой добавляет: – а вот и ваш заказ!

Он дает команду официанту, который давно стоит рядом и держит бутылку именно этого вина. Он держал ее в руке с момента, когда увидел нашего друга, ибо знал, что он закажет, а два раза ходить туда-сюда он не дурак.

Однако на этом шоу не заканчивается, ибо начинается вторая его часть, которая по своей уморительности значительно превосходит первую.

Звучит громкий хлопок пробки, журчит струя вина, наливаемого в бокал, и наш друг начинает исследование, годится ли к употреблению именно эта бутылка.

Вначале он долго наклоняет бокал, наблюдая, как рубиновые струи стекают по тончайшему стеклу. Потом начинает вращать вино, чтобы пары напитка, согреваемые его руками, наполнили бокал.