Жемчужина Авиньона - Кейн Элейн

Закрыв глаза, она попыталась вызвать в памяти его образ. Хью был сильным и в то же время слабым. Воин, которому не было равных, обладал мягким, нежным сердцем. Многие считали его жестким и суровым, но она знала, что его обуревают сомнения в том, правильно ли он поступает, когда проявляет эту жесткость. Она любила его всякого, понимая, что все эти черты, соединенные вместе, и составляют ее возлюбленного, ее Хью.

Она представила себе его лицо, упрямую нижнюю челюсть, прямой благородный нос. Она вспомнила, как касалась этого любимого лица кончиками пальцев, как покалывала ее щетина на подбородке. Вспомнила, как обнимала его широкие, сильные плечи, как прижималась своей обнаженной грудью к его, покрытой золотистой шерстью. На мгновение она забыла о холоде и боли, вспомнив, как лежали они, обнявшись возле очага в маленькой комнате на верху одной из башен аббатства. Она так хотела тогда отдать ему всю полноту своей любви, понимая, что, возможно, в этой жизни им уже не встретиться. Катарина была уверена, что уже больше никогда не увидит солнце и голубое небо. Эта часовня станет ее темницей, ее гробом, ее смертью!

Она сидела, по-прежнему вся дрожа, когда послышался скрип отворяемой двери. Отчаяние охватило ее, когда она увидела на фоне двери силуэт женщины. Значит, Адель не привиделась ей. Дверь закрылась, и Адель, завернутая в длинную шерстяную мантию, подошла к алтарю. Она несла в руках большую корзину, заполненную чем-то доверху и, пройдя мимо Катарины, поставила ее на алтарь. Она стояла менее, чем в футе от скорчившейся на полу Катарины, не обращая на нее никакого внимания.

«Господи! — подумала Катарина. — Неужели я стала невидимой для всего мира?»

Она не видела, чем занята Адель, но когда часовня стала наполняться светом, поняла, что та зажигает свечи. Запах теплого воска поплыл в холодном, застоявшемся воздухе часовни. Для Катарины этот запах показался мучительным, словно это был запах еды. Она не видела света уже несколько дней. Закрыв глаза, девушка втягивала в себя сладковатый аромат, как бы надеясь, что он согреет ее.

Адель все зажигала и зажигала свечи, причитая что-то высоким скрипучим голосом. В воздухе поплыл запах какого-то масла.

— Что вы делаете? — спросила девушка, не в силах больше выносить неизвестности.

Адель повернулась и взглянула на нее, как будто удивляясь, откуда здесь появилось это существо. В глазах ее было странное выражение. Не говоря ни слова, она отвернулась и продолжала свое занятие.

Катарина не собиралась сдаваться так просто.

— Я многое знаю о травах и маслах, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно. — Может, я могу помочь вам в ваших приготовлениях?

Зловещая улыбка тронула губы Адели, но она не ответила. Она уставила свечами уже весь алтарь и теперь укрепляла толстые свечи на циновках рядом с Катариной. Девушка придвинулась поближе, в надежде, что слабое пламя свечей хоть немного согреет ее застывшие от холода ноги. Адель снова начала петь, и Катарина с ужасом поняла, что та поет похоронную песню. Однако что-то было не так в этом пении. Оно не было печальным и протяжным, напротив, Адель пела весело, как будто радуясь чему-то.

— Здесь будут похороны? — спросила Катарина.

Адель взглянула на нее, как бы впервые увидев. Губы ее растянулись в злобной усмешке.

— О, да! Здесь будут чудесные похороны.

— Как похороны могут быть чудесными? — спросила девушка.

— Любая смерть прекрасна, если она избавляет мир от зла, не так ли?

— Кто может решать, что зло, а что добро?

— Господь говорит нам, кто есть кто, — ответила Адель, пожав плечами.

— Господь говорит с тобой, Адель?

Она снова улыбнулась и кивнула.

— Он приходит ко мне в моих снах. Он наполняет меня своей благостью. Он говорит со мной и направляет меня. Я выполняю только его волю.

— Выходит, — быстро спросила Катарина, — он сказал тебе прийти сюда и зажечь свечи?

— Приготовиться к священному жертвоприношению, — поправила Адель. — К избавлению мира от зла!

— От какого зла?

Адель удивленно посмотрела на нее.

— От тебя, конечно.

Катарина перевела дух.

— Я — зло?!

Адель покачала головой.

— В это с трудом верится, но ты — сосуд сатанинского зла, хотя до сих пор даже не знаешь об этом. Ты до краев наполнена этой мерзостью, поэтому не замечаешь очевидного. Так что смерть будет благом для тебя.