Обвенчанные утром - Клейпас Лиза

Осознание этого наполнило Лео яростным отчаянием. Потому что единственное, что могло быть хуже, чем найти Кэтрин у Латимера, это не найти её здесь. Он подскочил к ублюдку, сжал руками толстую, покрытую испариной шею мерзавца, и приподнял его с кресла. Бутылка упала на пол. Выкатив глаза, задыхаясь и плюясь, Латимер пытался оторвать от своего горла руки Лео.

— Где она? — Лео как следует встряхнул пьяного. — Что ты сделал с Кэтрин Маркс? — он ослабил хватку ровно настолько, чтобы Латимер мог говорить.

Кашляя и пыхтя, негодяй недоумённо уставился на него:

— Чёртов псих! О чём это ты, дьявол тебя побери?

— Она исчезла.

— И ты подумал, что она у меня? — Латимер неверяще хохотнул.

— Докажи, что нет, — Лео посильнее стиснул горло врага, — и, может быть, я оставлю тебя в живых.

— Что мне толку от неё, — опухшее лицо Латимера потемнело, — или от любой другой шлюхи, из-за... из-за того, что ты мне устроил! Ты мне всё испортил! Расследования, вопросы с Боу-стрит... угрозы  бывших приятелей. Знаешь, сколько врагов ты себе наживёшь?

— Гораздо меньше, чем ты.

Латимер корчился в его беспощадной хватке:

— Проклятье, они хотят моей смерти!

— Надо же, какое совпадение, — процедил сквозь зубы Лео, — я тоже.

— Какой бес в тебя вселился?— возмутился Латимер. — Она же всего лишь женщина!

— Если с ней что-нибудь случится, мне нечего будет терять. И если через час я не найду её, ты поплатишься жизнью.

Что-то в его тоне заставило Латимера выпучить от ужаса глаза:

— Я не имею к этому никакого отношения.

— Говори, или я откручу тебе голову, жаба.

— Рэмси, — голос Гарри Ратледжа прорезал воздух, словно клинок.

— Он утверждает, что её здесь нет, — пробормотал Лео, не отводя взгляда от своей жертвы.

Раздалось несколько металлических щелчков, а затем Гарри приставил к центру лба Латимера дуло кремневого пистолета.

— Отпусти его, Рэмси.

Лео повиновался.

Испуганный хозяин дома издал бессвязный звук, и в комнате воцарилась могильная тишина. Латимер не сводил взгляда с Гарри.

— Вспомнили меня? — тихо спросил Гарри. — Мне нужно было сделать это ещё восемь лет назад.

Похоже, ледяной взгляд Гарри испугал Латимера больше, чем убийственный — Лео.

— Пожалуйста, — прошептал Латимер непослушными губами.

— Или вы в течение пяти секунд скажете мне, где искать мою сестру, или я проделаю в вашей голове дыру. Пять.

— Я ничего не знаю, — взмолился Латимер.

— Четыре.

— Клянусь жизнью! — на глазах его показались слёзы.

— Три. Два.

— Пожалуйста, я что угодно сделаю!

Гарри заколебался, оценивающе разглядывая его, и прочёл правду в глазах пьяного.

— Проклятье! — тихо сказал он, и опустил пистолет.

Пьяно всхлипывающий Латимер осел на пол. Гарри посмотрел на Лео:

— Она не у него.

Они быстро обменялись мрачными взглядами. Лео впервые ощутил родство с Гарри, разделяя с ним в этот момент отчаяние по поводу одной и той же женщины.

— Кто ещё мог бы захотеть похитить её? — пробормотал Лео. — Нет никого, с кем бы она была связана в прошлом... кроме тёти. — Он помолчал. —  В тот вечер, когда мы были на спектакле, Кэт встретилась с мужчиной, который работает в борделе, Уильямом. Она знала его ещё мальчиком.

— Бордель находится в Мэрилебоне, — внезапно сказал Гарри, направляясь к двери. Он жестом показал Лео следовать за ним.

— Зачем тётке могла понадобиться Кэт?

— Не знаю. Может быть, она окончательно сошла с ума.

Бордель был похож на увядающую плоскогрудую красотку. Отделка фасада отслаивалась и перекрашивалась бесчисленное множество раз, и, в конце концов, кто-то решил, что она уже не стоит труда. Грязные окна покрыты сажей, передняя дверь перекошена, будто в похотливой полуулыбке. Домишко рядом с ним был гораздо меньше — заброшенный ребёнок с опущенными плечами, стоящий рядом с распутной старшей сестрой.

Как часто бывало в тех случаях, когда борделем владела семья, хозяева жили отдельно. Лео узнал дом по описанию Кэт. Это здесь когда-то жила наивная девочка, не подозревая, что её уже лишили будущего.

По улице, пересекающей главную, они верхом домчали до зловонного проулка за борделем, в который выходили разваливающиеся конюшни с покосившимися стенами, одного из многих в лабиринте закоулков и улочек, спрятанных позади парадных улиц.