Шипы и розы (Шепот роз) - Медейрос Тереза

Морган не верил собственным ушам. Неужели после того, что было между ними, она не поняла, что он собой представляет? Неужели его трогательное отношение к жене, их совместная, пусть недолгая, жизнь не открыла ей глаза? Не может быть, чтобы давняя межклановая вражда оказалась сильнее взаимной любви и душевной привязанности.

Он было потянулся к Сабрине, но она отпрянула с отвращением, столь очевидным, что сомневаться в его искренности не приходилось.

— Не трогай меня! — почти взвизгнула больная. — Меня тошнит от одной мысли, что ты можешь ко мне прикоснуться. Ты просто дикий варвар и не смей дотрагиваться до меня своими грязными лапами.

Все поплыло перед глазами Моргана. Пальцы непроизвольно обхватили подбородок Сабрины и откинули ее голову на подушку. Великан не применял силу, а просто держал ее в этом положении, внимательно изучая дорогое лицо в поисках правды. Он все еще не мог поверить, что она говорила искренне, но одновременно в душе его вскипала ярость. Пальцы его чуть сжались, и лицо Сабрины исказила гримаса боли и страха.

Морган отпустил больную и откинулся назад, тяжело дыша. Ему стало стыдно за свое поведение.

Сабрина между тем вновь заговорила, как будто не удовлетворившись тем, что воткнула нож в сердце Моргана, хотела еще и повернуть лезвие в кровоточащей ране.

— Неужели ты ничего не понимаешь? — прошипела она сквозь стиснутые губы, а потом нанесла свой самый страшный удар, проявив непростительную жестокость, — откинула край одеяла и продемонстрировала пару стройных ног, которыми еще совсем недавно обвивала мужа в порыве страсти. Теперь они лежали, бледные и безжизненные, оплетенные веревками и деревянными шинами. — Не забывай, что это произошло по твоей вине. Теперь уже не важно, как ты намеревался поступить с моим отцом. Никогда не прощу тебе того, что ты сделал со мной.

Морган встал, поправил накидку на плечах, распрямил плечи, прошел к камину и снял со стены церемониальный палаш Камеронов. Сабрина побледнела, но не проронила ни слова. Морган положил тяжелый меч у ног больной.

— Знаешь, детка, за время общения с Ив тебе бы следовало выучить один небольшой урок: если хочешь вырезать мужчине сердце, пользуйся клинком. Так оно будет быстрее и не причинишь лишних страданий. — Он сухо поклонился. — Не смею более затруднять ваше величество. Понимаю, что мое присутствие не доставляет тебе никакого удовольствия, и спешу откланяться. — С этими словами он круто развернулся и вышел из спальни, оставив Сабрину одну.

Как только за мужем закрылась дверь, Сабрина схватила скромный букетик, который давеча сама презрительно отбросила на кровать, и прижала к лицу, стараясь заглушить рвавшиеся из груди горькие рыдания.

Спустя неделю Сабрина полулежала в кровати, ожидая, когда подадут карету, которая отвезет ее назад в отчий дом.

Сборы были короткими, и лишь обряд одевания занял довольно много времени. В дело вмешался батюшка, проявивший завидное терпение и нежность, как бывало и в детстве, когда он помогал тогда еще маленькой девочке просунуть руки в рукава платья и застегнуть все пуговицы. На этот раз особое внимание было уделено бархатному плащу, который должен был согреть в пути и заодно прикрыть шины на ногах. Сабрина безмолвно подчинялась и напоминала сломанную детскую куклу, а сейчас устала и молча вперилась в потолок.

Дугал стоял у окна спиной к дочери, не в силах спокойно смотреть на ее страдания. Через некоторое время он с тяжким вздохом повернулся и уставился на профиль больной, бледный и такой хрупкий, что, казалось, мог рассыпаться от легкого дуновения ветра. Пухлые губы Сабрины были сжаты, глаза холодны и устремлены куда-то вдаль, словно Сабрина находилась в ином мире, недоступном для ее близких.

Сердце Дугала сжималось от бессильной ярости, хотелось винить в случившемся с дочерью несчастье Моргана, Бога либо злой рок, но каждый раз, проходя мимо зеркала, Дугал видел вину лишь в собственных глазах. Можно было пожалеть Моргана, простить Бога и со временем примириться с судьбой, но найти оправдание самому себе Дугал не мог.

В настоящий момент больше всего его страшила возможность того, что решение отвезти Сабрину домой окажется на поверку новой ужасной ошибкой. Правда, она сама пожелала, чтобы ее забрали из замка Макдоннеллов, как только дорога очистится от снега и доктор сочтет здоровье больной достаточно восстановившимся для путешествия. Вначале Дугал даже, хотел убедить дочь остаться, вынудить ее сражаться за душу и сердце белокурого великана, который не появлялся в спальне с того вечера, когда Дугал, войдя в комнату, обнаружил дочь спящей с прилипшими к заплаканным щекам влажными желтыми лепестками.