Неукротимое сердце - Джойс Бренда

— Я ничего не понимаю. — Дати встала. — Ты любишь его. Он любит тебя. Зачем тебе уезжать?

— Из-за дочери. Кристина — не индианка, и я не хочу, чтобы она росла здесь.

— Он приедет за тобой.

— К тому времени меня не будет на ранчо. И еще, Дати. Кочис не должен ничего знать. Вообще — никто. Если кто-нибудь поинтересуется мной, хотя это маловероятно, скажи, что я пошла купаться или придумай что-нибудь еще. Дати кивнула и улыбнулась:

— Никто не заметит, что тебя нет.

— Нечего так радоваться! — вспылила Кэндис.

— Почему бы мне не радоваться? Наш муж в большей степени апачи, чем белый. Ему нужна женщина, которая понимает его. И потом, я родила ему сына. Со временем он забудет тебя. Уж я позабочусь об этом.

— Он никогда тебя не любил! — крикнула Кэндис. Перед ее глазами вдруг возник образ обнаженной Дати в объятиях Джека, и ей стало дурно. — Никогда. Он любит меня. Он может обладать твоим телом, но никогда не отдаст тебе своего сердца. — Они разъяренно смотрели друг на друга. — Я уеду на рассвете, так чтобы никто не видел. Мне нужно оказаться за пределами лагеря с восходом солнца.

— Я все устрою.

Проводив Дати взглядом, Кэндис нашла кусок угля и начала сочинять записку, которая, как она надеялась, будет достаточно жестокой, чтобы отвратить Джека от мысли последовать за ней.

А после этого она раз и навсегда перестанет думать о нем.

Глава 83

Джек прижался к стене и прислушался. Наверху, на парапете, храпел часовой, но больше ни звука не раздавалось в форте, обнесенном каменной стеной высотой в десять футов, перелезть через которую оказалось до смешного легко. Внутри форта находилось несколько зданий. Джек разглядел два длинных приземистых строения, служивших казармами для солдат: пехотинцев и кавалеристов. За ними располагался зал для собраний. В здании напротив размещалась штаб-квартира адъютанта, а рядом, в доме побольше, резиденция командира форта. Справа, в пяти небольших домиках, жили офицеры, в том числе лейтенант Морис. Джек вел наблюдение целый день и выяснил не только, кто из них Морис, но и где тот живет.

Зажав в руке нож, он двинулся вперед короткими перебежками, пригнувшись и стараясь держаться в тени. Миновав штаб и казармы, Джек проскользнул в открытое окно третьего по счету домика и помедлил внутри, привыкая к тусклому освещению. По его лицу катился пот. Здесь, на севере, было ничуть не прохладнее, чем в стойбище Кочиса.

Даже не оглянувшись, поскольку его обострившийся слух не пропустил бы постороннего звука, Джек пересек небольшую комнату и склонился над кроватью, прижав длинное лезвие к горлу спящего мужчины. Морис встрепенулся и открыл глаза. Он попытался приподняться, затем его руки дернулись к ножу. Джек остановил его, слегка надавив на нож:

— Не двигайся.

Глаза Мориса чуть не вылезли из орбит, но он лежал так неподвижно, что, казалось, не дышал. Повисло томительное молчание.

— Кто ты? — прошептал наконец Морис.

— Ниньо Сальваж.

— Что тебе нужно? Джек мрачно улыбнулся:

— Твоя жизнь.

Морис ахнул, его шея дернулась, и нож рассек кожу. Темная струйка залила кромку лезвия.

— Пожалуйста, — отчаянно прошептал Морис.

Он тяжело дышал, на лбу выступил пот, на глазах — слезы.

— За моего брата, — сказал Джек. — За шестерых повешенных апачей.

И одним быстрым движением перерезал лейтенанту горло от уха до уха. Кровь хлынула из раны. Метнувшись к окну, Джек выскользнул из дома и спустя короткое время уже сидел в седле, направляясь назад.

На сей раз он не ощущал ни дурноты, ни угрызений совести. С точки зрения апачей, то, что свершилось, было возмездием, необходимым и справедливым. Джек не смог бы жить, не отомстив за смерть брата. Шоцки сделал бы для него то же самое.

Никого из его семьи не осталось. Все ушли: Мучи, Нали, Шоцки и Луси. Но у него есть Кэндис и Кристина! Волна облегчения затопила Джека. Они — его семья, самое главное в его жизни. Единственное, чего он хочет, так это заботиться о них и жить в мире. Неужели просить об этом — слишком много?

Хватит с него смертей. Только боги знают, сколько еще продлятся военные действия и кровопролитие. Ему следовало семь раз отмерить, прежде чем ввязываться в эту войну. Однажды Джек уже приговорил себя к изгнанию, и по той же причине: из-за нежелания убивать белых. В сущности, он в этом не виноват. В его жилах, кроме индейской, течет и кровь белых. Часть его души и сердца принадлежит апачам, и так будет всегда.