Наследство Валентины - Коултер Кэтрин

И хотя губы Джеймса еще не успели коснуться ее, Джесси резко выгнулась.

Джеймс тихо засмеялся и припал губами к пульсирующему бугорку.

– Джеймс!

– М-м-м, – промычал тот, не поднимая глаз.

Какой сладостный вкус с запахом гардениевого мыла, которое употребляет Джесси. Вожделение терзало его, но Джеймс знал, что нужно держаться. Что, если войти в нее лишь на этот раз? Нет, она должна узнать блаженство сегодня ночью. Правда, непонятно, почему сейчас он желает ее гораздо сильнее, чем три месяца назад.

Джесси снова выгнулась и вцепилась Джеймсу в плечи.

– Пожалуйста, Джеймс, – хрипло бормотала она, – о пожалуйста, пожалуйста...

Джеймс продолжал возбуждать ее языком. Когда его палец скользнул в истекающую влагой расселину, Джесси вскрикнула, и он застонал от этого пронзительного вопля. Она такая тесная... палец лишь немного ее растягивает.

Джеймс дернулся и снова застонал. Почувствовав, как она затрепетала в экстазе, он едва не взвился от радости, но по-прежнему ласкал жену, упиваясь ее блаженством, зная, что сейчас вонзится в нее и тогда она станет тонуть в его страсти, отдаваясь ему без оглядки. По крайней мере Джеймсу всегда хотелось этого, и Джесси ни разу его не разочаровала.

Когда наконец она затихла, Джеймс поднял голову, улыбнулся ей и шепнул:

– Сейчас, Джесси.

Привстав, он устроился между ее бедер и склонился над ней. Ему захотелось немедленно ворваться в Джесси, но он намеренно не спешил и с каждым дюймом плоти, входившей в тугие глубины, испытывал наслаждение, похожее на боль, или боль, похожую на наслаждение... он не знал, лишь боялся, что все это внезапно кончится. Он жаждал, чтобы это невероятное ощущение длилось вечно. Но он вошел в нее. До конца. Заполнил до отказа.

Джеймс лег на жену, опираясь на локти.

– Джесси, тебе хорошо?

Джесси открыла глаза.

– Мне всегда хорошо с тобой, Джеймс. Особенно когда ты становишься частью меня. Я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы мы были едины.

Она приподнялась и обхватила ногами его спину. Джеймс с силой вошел в нее и, к своему полнейшему изумлению, почувствовал, что ее потаенные мускулы, вздрогнув, обхватили его напряженную плоть, сжимая, поглощая, и дрожь становилась все сильнее, пока Джеймс не просунул руку между их сплетенными телами и не нашел затвердевший холмик. Джесси пронзительно вскрикнула. Но Джеймс, не убирая руки, продолжал касаться крохотного влажного бутона и как раз в то мгновение, когда Джесси содрогнулась, излился в ее теплую пещерку.

– О Господи, – пробормотала Джесси, целуя мужа в плечо и притягивая к себе. – О Господи.

Джеймс припал губами к розовой мочке нежного ушка.

– Мне ужасно стыдно, Джеймс. Я испытала наслаждение дважды. Это, конечно, совершенно необычно, и я ужасно смущена.

– Хорошо, я никогда не буду больше этого делать.

Джесси укусила его за кончик носа.

– Ну... не настолько уж мне стыдно, – подумав, заявила она, снова прильнула к нему и потянула на себя.

Джеймс был очень тяжелым. Джесси задыхалась, но терпела.

– Такое бывает со всеми женщинами?

– Нет.

– Значит, я особенная.

Джеймс пожал плечами, и снова лизнул ее ухо.

– Многое зависит от мужчины, – пояснил он. – Некоторым просто все равно, другие не знают, как это делается, и поскольку у женщин обычно меньше опыта, они ничего не чувствуют вообще. Можешь представить, что до конца жизни не испытаешь блаженства в постели со мной?

– Ни за что. Не могли бы мы повторять это каждую ночь?

Она поцеловала его в плечо и стиснула еще сильнее.

– Я знаю, последние две ночи ты не прикасался ко мне из-за кошмаров, но, пожалуйста, не делай больше этого, иначе я буду настаивать на немедленной поездке на Окракок. Скоро, очень скоро мы отыщем сокровище Черной Бороды. Только подумай, драгоценности, горы драгоценностей, и все они будут наши. Тогда мы так разбогатеем, что скупим весь Мэриленд.

Она захихикала, и Джеймс улыбнулся жене.

– Мне нравится, как ты хихикаешь. Смейся почаще.

– Хорошо. Джеймс, а как быть с нашими матерями?

– Не обращать на них внимания.

– Твоя мать всем говорит ужасные вещи, а потом выкручивается, чтобы никто не понял, какую гадость она сказала?

– Нет, только некоторым людям. Когда мы приехали в Чейз-парк после свадьбы Маркуса и Дачесс, она использовала этот прием, чтобы изводить Дачесс. Но как-то Дачесс отплатила ей тем же. С тех пор мать притихла.