Маскарад - Джойс Бренда

По крайней мере, Нэду было хорошо. Графиня написала ей, сообщив, что отец и бабушка с дедушкой не нарадуются на него, что он вырос из своей обуви и ездит на пони. И теперь он может говорить целые предложения. Лизи плакала над письмом. Она осмелилась ответить, поблагодарив ее за новости и попросив написать еще, если у нее будет время.

Лизи была благодарна за то, что у детей короткая память, и, как бы сильно Нэд ни страдал от потери, к этому времени он уже забыл ее. А Тайрел тоже счастлив?

Он был в «Адаре», так она думала, со всей семьей, с невестой и сыном. Она попыталась представить его с Бланш, как он улыбается ей, как улыбался когда-то Лизи, но это было слишком больно. Она молилась, чтобы он был счастлив.

Джорджи прикоснулась к ее руке:

— О, Лизи! Стоит мне подумать, что ты идешь на поправку, как ты исчезаешь с этой земли и кажешься такой грустной. Не думай о нем!

Лизи улыбнулась ей. Она научилась улыбаться, несмотря на боль в душе и сердце.

— Я не грустная. — Это была ложь, и они обе знали об этом. — Сейчас Рождество, праздник, который я люблю. Мама и папа приедут сегодня, и я так рада увидеть их.

Джорджи задумчиво на нее посмотрела:

— Я тоже рада увидеть их, но также беспокоюсь. Мы не видели папу с того ужасного дня в Уиклоу.

Лизи обернулась. Она уже волновалась о своей встрече с отцом и очень не хотела говорить об этом.

Она регулярно писала родителям, и ни разу ни отец, ни мать не упомянули тот ужасный день, когда папа заявил, что отказывается от нее. Кроме того, мать казалась теперь очень популярной и редко проводила вечер в Рейвен-Холле без компании. Графиня продолжила приглашать ее в «Адар», когда там бывала. Письма папы были мягкими. Лизи молилась, чтобы все забыли о том дне.

Она переписывалась и с Анной. Письма Анны всегда были одинаковыми, полными подробностей ее счастливой жизни в дербиширском обществе и в браке. Разумеется, она никогда не вспоминала прошлое, и Лизи не хотела, чтобы она это делала. Лизи была благодарна, что Анна счастлива и любима — вообще, она ждала ребенка весной. Но Лизи всегда было сложно писать ответ.

Да и что она могла написать? Не делиться же с сестрой подробностями ее жизни. Лизи спрашивала себя, слышала ли Анна о ее связи с Тайрелом. Конечно, сейчас это не имело значения, поскольку все закончилось. Поэтому она писала, как замечательно проводит время, гуляя по парку в Глен-Берри, и о поспешности их переезда в Лондон. Она рассказала Анне, как Джорджи восторгается житьем в городе, добавив несколько анекдотов, которые могли бы развлечь ее сестру.

Но Анна читала между строк. Ее последнее письмо было слишком личным для успокоения.

Анна приглашала ее в Дербишир этим летом, вместо того чтобы возвращаться в Глен-Берри или Рейвен-Холл.

Лизи еще не ответила. Она очень хотела навестить Анну в будущем, но ее раны оставались слишком свежими, чтобы думать о таком визите сейчас, особенно когда Анна собиралась свести ее с одним из друзей Томаса. У Лизи не было иллюзий. Ее репутация была такой, что она никогда не сможет выйти замуж. Даже если ее репутация и позволит ей выйти замуж, она не сомневалась, что не разлюбит Тайрела. Не может быть никого другого для нее.

В гостиную вошла Элеонор. Лизи была рада отвлечься от своих размышлений.

— Что вы думаете? Вам нравится украшение коридора? Должна признаться, это по большей части изящное рукоделие Джорджи.

— Гостиная выглядит празднично, — улыбнулась Элеонор.

Она была, как всегда, великолепно одета, в черном платье и с большим количество бриллиантов, чем у герцогини. Лизи никогда не забывала, что во время сильной нужды Элеонор встретила ее с распростертыми объятиями, отказываясь помнить обиды.

— Ваши родители здесь. Я видела, как их карета подъезжает. — Она улыбнулась обеим девушкам. А затем повернулась к Лизи: — Это ты сделала тот ромовый пирог с изюмом, который я видела в кухне?