Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта

Он попытался также облегчить боль от жгучей душевной раны, нанесенной отъездом Сары. Катрин страдала от этого внезапного предательства, как от оскорбления, и понемногу горе стало уступать место гневу. После бегства Сары в душе Катрин произошла перемена, выразившаяся в нарастающем возмущении. Ей надоело быть жертвой стечения обстоятельств. Казалось, все поставили себе задачей пользоваться ею, употреблять ее в своих интересах, не спрашивая даже, нравится ли ей это. Вначале Филипп, считавший себя вправе отдать ее замуж по своему усмотрению и против ее воли, чтобы как можно проще завладеть ею. Затем Гарен, женившийся на ней, но не сделавший ее своей женой и не потрудившийся даже объяснить причину. С ним рядом Катрин уже не знала, кто она: предмет искусства, который украшают и выставляют напоказ, или рабыня, жизнь и смерть которой находится в руках хозяина. И с тех пор, как он учинил над ней страшную расправу, она серьезно склонялась в пользу последнего предположения, так как, не появись вовремя Эрменгард, он убил бы или покалечил ее, нисколько не поколебавшись. А что сказать об Арно, который то приближал, то отталкивал ее, в зависимости от перемены своего настроения? Он злоупотреблял беспредельной любовью, уничтожая ее своим презрением, позволяя себе осуждать ее за образ жизни, за поведение, относиться к ней как к низшему созданию. Теперь еще Сара, которой она полностью доверяла и которая, не сказав ни слова, не попрощавшись, оставила ее ради бродячего табора, ради цыган, которых она никогда не видела, но которые были одной с ней крови!

Бегство Сары было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Катрин решила, что прошло время уступок и склоненной головы и отныне она будет сама управлять своей судьбой, как ей вздумается, не заботясь о том, нравится ли это кому бы то ни было или нет. Поскольку все считали себя вправе вести себя свободно по отношению к ней, то она не видела причин, почему бы и ей не вести себя так же…

Абу-аль-Хаир следил за выражением лица Катрин с момента, когда он произнес имя Сары. Перебинтовывая ее правую руку, он улыбнулся и сказал:

– Твое главное несчастье в том, что ты слишком доверчива. Жизнь – битва, где всякое оружие хорошо, дремучий лес, где сильный перегрызает горло слабому, чтобы насытиться его мясом.

– Ручаюсь, что в вашей стране есть поэт или философ, который что-нибудь сказал по этому поводу, – сказала она, улыбаясь уголками губ.

– Есть, и немало, это основа самой горькой философии. Но у нас действительно есть поэт, сказавший:

• Не пекись о грядущем. Страданье – удел
• Дальновидных вершителей завтрашних дел.
• Этот мир и сегодня для сердца не тесен —
• Лишь бы долю свою отыскать ты сумел.

– Как красиво! – сказала Катрин задумчиво. – Чье это? Опять Хафиз?

– Нет, Омар Хайям… пьяница, знавший, о чем говорит… Измена твоей служанки тебя огорчила, но, раз ты не можешь ничего сделать, зачем страдать? Жизнь продолжается…

Действительно, жизнь продолжалась. Катрин продолжала свою, деля время между службой у вдовствующей герцогини, здоровье которой ухудшалось с каждым днем, ведением хозяйства и многочисленными визитами к матери и дядюшке Матье.

В июне Катрин совсем уже поправилась, и от ран не осталось и следа, кроме узкого тонкого розового шрама на левой стороне спины, расположенного, к счастью, очень низко и не обезобразившего ее великолепные плечи. Но у нее не было никакого желания оказаться между Филиппом и Гареном. В Труа они присутствовали на свадьбе принцессы Анны и герцога Бэдфордского, и на этот раз без Эрменгарды, которая ни за что на свете не хотела покидать вдовствующую герцогиню, которая была серьезно больна.

После свадьбы Анны Маргарита де Гюйенн вернулась к своей матери, в то время как Филипп сопровождал новую герцогиню Бэдфордскую в Париж, где она будет жить в великолепном особняке Турнель. Свадьба Маргариты и Ришмона должна была состояться в октябре в Дижоне. Так пожелала молодая женщина, чтобы больная мать могла увидеть ее, пусть даже из своей постели. Катрин очень радовалась, так как была почти уверена, что не увидит Гарена до этой даты. У Филиппа были дела во Франции, в Париже. Он тоже вернется не раньше свадьбы. Гарен же, как обычно, останется вместе с ним.

Гарен и его махинации не так уж занимали Катрин, у нее хватало и других дел. Он полностью оставил ее в покое, а ей ничего большего и не нужно было. Филипп, напротив, не давал себя забыть. Примерно дважды в неделю его посланец, весь в пыли, спрыгивал или скорее сваливался с седла во дворе особняка де Бразена. Иногда случалось, что загнанная лошадь падала одновременно со своим всадником… После этого неизменно повторялась одна и та же церемония: курьер одной рукой протягивал письмо, другой – пакет.