Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта

Был жаркий летний день. Повсюду жужжали мухи и осы. Опершись на копья, в шлемах, сдвинутых набекрень, часовые спали стоя. Катрин без труда дошла до лестницы, которая вела в комнату Жака де Руссе. Там было жарко, как в аду, так как свинцовая обшивка крыши нагревалась, как в духовке. Пот струился по ее спине, но ее спасало легкое платье из светло-зеленого в серебристую полоску кандала, прохладное и свежее, как струи фонтана. Волосы ее были просто закручены над ушами и забраны под две серебряные сеточки, соединенные тонким шнурком, на котором посередине лба висела жемчужина грушевидной формы.

На лестнице громкий голос заставил ее остановиться. Она узнала голос Жака де Руссе. Из-за жары он оставил дверь своей комнаты открытой.

– Оставим пока это, – сказал капитан. – Я продиктую тебе письмо для его светлости. Его нужно было отослать уже два дня назад, и я не могу больше откладывать, потому что курьер уезжает в Гент сегодня вечером. Правда, писать особенно нечего, – сказал он, вздохнув. – Ты готов?

– Готов, – ответил голос, незнакомый Катрин.

Катрин, влекомая непреодолимым любопытством, остановилась на ступеньке лестницы, как раз перед поворотом, за которым ее можно было бы увидеть. Интуиция подсказывала ей, что она сейчас услышит нечто интересное.

– «Всемогущий и светлейший сеньор, – диктовал Жак, – умоляю простить меня за то, что пишу вам так редко, но прошу принять во внимание, что, к счастью или к несчастью, я не могу сообщить вам ничего интересного. Тайное наблюдение, которое я веду за мадам де Бразен…» Ты написал? Или я диктую слишком быстро?

От гнева у Катрин запершило в горле, она почувствовала удовлетворение от того, что так точно угадала.

«Так это и впрямь он! – подумала она. – Негодник! Тайное наблюдение? Правда? Если еще не вся улица заметила его наблюдение, так мне повезло. Посмотрим, что дальше будет в этом послании».

– …за мадам де Бразен, – медленно повторил невидимый писец.

– «…кажется мне беспредметным. Она ведет более чем праведную жизнь, видится только со своей матерью, с дядей и с семейством Шандивер. Она никого у себя не принимает и не посылает никаких приглашений и, кроме посещения вышеназванных лиц, выходит из дома только на мессу в собор Богоматери…»

Капитан уже приступил к многословным и изощренным формулам вежливости, а Катрин все еще не могла прийти в себя от ярости. Но понемногу гримаса гнева сменилась на ее лице улыбкой от мысли, которая вдруг пришла ей в голову. Она решила на этот раз немного позабавиться.

Без малейшего шума, придерживая обеими руками шуршащий шелк платья, она крадучись спустилась на несколько ступенек, когда услышала, как секретарь спросил у Жака, нужен ли он ему еще. Тогда, опустив платье, Катрин покашляла и снова поднялась по лестнице, не спеша и шумя на этот раз насколько возможно. В результате, когда она поднялась и подошла к двери, Жак, как она и думала, стоял в проеме двери.

– Вы! – воскликнул он, покраснев до корней волос. – Вы у меня?

Катрин ответила ему своей очаровательной улыбкой и протянула изящную руку для поцелуя.

– Почему бы и нет? – сказала она игриво. – Раз вы ко мне не приходите, я пришла к вам сама! Знаете, мне следовало бы на вас рассердиться. Мы много дней путешествовали вместе, вы не отходили от меня ни на шаг, но, как только мы вернулись, вы исчезли, и я вас больше не вижу. С вашей стороны это нехорошо…

Пунцовый от смущения, Жак не знал, куда себя деть. Стоявший позади него невысокий человек с большим носом, украшенным очками, вытягивал шею, чтобы рассмотреть Катрин из-за широких плеч молодого человека.

– Я не помешала вам, по крайней мере? – добавила Катрин, подойдя еще ближе и показывая, что она хочет войти.

Жак пропустил ее, и монах, низко поклонившись, заявил, что он тотчас же уходит.

– Вы мне совсем не помешали, – пробормотал наконец бедный капитан. – Я… я… я только что писал письмо моей матери, а отец Августин помогает мне писать письма: я сам в этом не очень силен.

– Я знаю, – сказала Катрин, снова улыбнувшись. – Вы отважный человек, вы предпочитаете шпагу, а не перо. У вас здесь так мило… так мило!

На самом деле в комнате был страшный беспорядок. Мебель была красивой, обои свежие, но одежда, оружие и бутылки валялись повсюду. На столе, за которым секретарь писал письмо, были разбросаны бумаги, грязная посуда и стоял кувшин с вином, стенки которого были покрыты капельками воды, что говорило о том, что его только что достали из колодца. Постель была не убрана, и Катрин отвела от нее глаза. И, несмотря на распахнутое окно, выходящее во двор, в комнате было очень жарко.