Чудо в аббатстве - Холт Виктория

— Он вернется?

— Может быть. Возможно, что они взяли его для допроса.

Она схватила меня за руку:

— Так и есть. Они взяли его, чтобы допросить по какому-нибудь делу. Он вернется. Он хороший человек, Дамаск.

— Мама, — попросила я, — позволь мне уложить тебя в постель.

Близнецы смотрели на меня так, словно я обладала особой силой утешения. Как же я желала, чтобы так оно и было!

Впервые в жизни я была бы счастлива видеть, как Саймон Кейсман входит в дом.

— Что плохого он сделал? — спрашивала она.

— Будем надеяться, что он скоро вернется и расскажет тебе обо всем!

Она позволила уложить себя в постель. Я послала за успокаивающим питьем и подумала, что уже дважды у нее забирали мужей и дважды — во имя веры.

* * *

Когда она уснула, я вернулась в Аббатство. Входя в дом, я встретила Бруно.

— Я иду от матери. Она убита горем, — сказала я.

— Значит, они арестовали его, — произнес Бруно, и на его губах заиграла улыбка.

— Ты знал! — воскликнула я.

Он кивнул, многозначительно улыбаясь.

— Ты… ты это подстроил. Ты донес на него! — воскликнула я.

— Он еретик, — ответил Бруно.

— Он муж моей матери.

— Разве ты забыла тот день, когда он хотел сделать то же самое со мной?

— Значит, это месть, — сказала я.

— Нет. Это правосудие.

— О, Боже! — воскликнула я. — Они сожгут его на костре.

— Это награда еретикам.

Я закрыла лицо руками, потому что больше не могла смотреть на Бруно.

— Так переживать из-за убийцы своего отца! Я повернулась и выбежала из комнаты.

Девочки пришли ко мне.

— Мама, значит, это правда? — спросила Кэтрин, она была взволнована. — Они забрали Саймона Кейсмана. Что с ним сделают?

— Он умрет, — сказала Хани. — Его казнят. Лицо Кэтрин сморщилось.

— Они не могут этого сделать, правда? Они не могут… его! Он ведь твой отчим.

— Его некому защитить, — печально ответила я.

— Они сожгут его, — спросила Кэтрин, — просто потому, что он считает, что Богу нужно поклоняться иначе? Я знаю, что он еретик, а еретики злые, но сжечь его…

— Дотла, — мрачно закончила Хани. Обе были слишком молоды, чтобы обсуждать такие ужасы. Я сказала:

— Возможно, этого не случится. Я собираюсь привести сюда близнецов. Будьте добры к ним, помните, что их отец…

Девочки кивнули.

Я отправилась в свой старый дом ухаживать за матушкой. Я сидела рядом с ней и пыталась говорить о пустяках: о саде, о делах по хозяйству. Но она все время прислушивалась, не стукнет ли барка о причал. Мать хотела услышать голос, который, как я была уверена, она больше никогда не услышит.

Она хотела говорить о Саймоне Кейсмане, потому что думала именно о нем. Она рассказывала мне о том, как он всегда был добр к ней, как счастливо они прожили с ним многие годы.

— Он — идеальный муж, — сказала она. А я думала о том чудесном человеке, моем отце, и спрашивала себя, так ли горевала о нем мать, хотя и знала ответ.

— Саймон очень умный, — говорила она. — Он хотел знать, о чем люди пишут, о чем думают.

— Ах, бедный Саймон Кейсман, ему бы следовало знать, что не надо проявлять интерес к запрещенному.

— Лучше бы государством управляла королева Джейн. Тогда бы это не произошло.

«Ах, мама, — подумала я, — у тебя было бы все в порядке. Но, возможно, арестовали бы Бруно».

Я неожиданно вспомнила, что все это случилось из-за Бруно. Он поступил с Саймоном Кейсманом так, как тот собирался поступить с ним.

Я знала, что запомню это навсегда. Я ненавидела Саймона, но с ужасом думала, что его предал мой муж.

Наступил новый день. Матушка хотела идти в Хэмптон-корт, чтобы упасть к ногам королевы и умолять простить ее мужа.

Саймон Кейсман был еретиком, его пытали, и, насколько я знала, он не отказался от своей веры. Странный человек — в нем было так много злого, а все же моя мать считала его идеальным мужем, и он остался верен своим убеждениям перед лицом смерти.

В день казни ее мужа я напоила матушку маковым соком, и она уснула. Я вышла в сад и взглянула в сторону города. Над рекой плыло облако дыма. В предместье Смитфилд горели костры.

Потом я вернулась и села у постели матери, чтобы утешить ее, когда она проснется.

СМЕРТЬ КОЛДУНЬИ

Прошел год с тех пор, как Саймона Кейсмана сожгли как еретика. Казалось, матушка состарилась на десять лет. Кейсман-корт возвратили его законной владелице — мне, жене доброго католика, не поддержавшего правление еретиков, возродившего Аббатство.