Чудо в аббатстве - Холт Виктория

Наш разговор был прерван матушкой, которая ворвалась в комнату и заявила, что я замучила ее больную.

Через несколько дней матушка Солтер умерла. Моя мать посадила на ее могиле цветы и ухаживала за ними.

ИСПОВЕДЬ МОНАХА

Раньше я старалась избегать строения, где располагались кельи монахов. В нем было что-то еще более жуткое, чем во всей остальной необитаемой части Аббатства. Хотя к этому времени часть зданий была снесена, часть перестроена, кельи оставались нетронутыми.

После признания матушки Солтер я стала часто ходить туда. Я хотела найти исповедь, которую, по словам старухи, там спрятал Амброуз. Если бы мне удалось найти рукопись и показать ее Бруно, ему пришлось бы посмотреть правде в лицо. И так же, как и матушка Солтер, я понимала, что, пока он не примет эту правду, я не смогу уважать его.

«Было ли это правдой?» — спрашивала я себя. Как трудно понять, что движет человеком! Желала ли я сказать: «Смотри, я права»? Или же я действительно желала помочь ему?

Если же он признает то, что он родился таким же, как и другие, постарается ли он после этого развеять миф о себе? Захочет ли он построить свою жизнь на твердом основании правды?

Я не знала, так как не понимала ни Бруно, ни своих чувств к нему. Я была околдована историей о его чудесном появлении на свет. В брак я вступила восторженной девушкой, но он не принес мне счастья, за исключением того, что подарил мне Кэтрин.

Какими бы не были мои мотивы, что-то побуждало меня искать исповедь, которую, по словам матушки Солтер, оставил Амброуз.

Поднимаясь по каменной винтовой лестнице с перилами из толстого каната, я думала о монахах, которые в течение двухсот лет спускались по этим каменным ступеням, и мне пришло в голову, что многие из них, должно быть, оставили что-то после себя.

Наверху лестницы находились площадка и длинных узкий коридор, по обеим сторонам коридора располагались кельи. Каждая из них имела дверь с решеткой, через которую всегда можно было заглянуть в келью.

Большинство келий пустовали, хотя в некоторых оставались топчаны, они не нужны были вандалам, грабившим Аббатство. Все кельи были одинаковыми, во всех узкие щели без стекла, прорезанные в толстых стенах вместо окон. Зимой здесь должно было быть жутко холодно. Пол в кельях вымощен плитами, стены выложены из камня. Никакого уюта, но монахи и не искали его.

Я слышала кое-что от Клемента и Юджина о жизни в Аббатстве. Я знала о часах, которые они обязаны были проводить в келье в покаянии, о том, что в любое время аббат мог молча пройти по коридору и заглянуть сквозь решетку, чтобы увидеть, что происходит внутри.

— Мы не знали, когда за нами следят, — рассказывал Юджин. Я знала кое-что об их обетах, о длительных периодах, когда монахи обязаны были целыми днями соблюдать молчание. О том, что им не разрешалось дотрагиваться друг до друга, о том, что они должны были работать, совершать обряды и молиться с равным рвением. Странная жизнь, особенно для таких людей, как Клемент, Юджин и, конечно, Амброуз, который не один раз высвобождался от ее гнета.

Я могла представить страдания этого человека, его стремление разобраться в своей душе, страстные мольбы к Богу с просьбой наставить его, пытки, через которые он, должно быть, прошел в своей келье.

Думаю, я не слишком удивилась бы, если бы, поднявшись наверх по лестнице, лицом к лицу столкнулась бы с каким-нибудь давно умершим монахом, который не смог успокоиться в своей могиле.

Стоя там на площадке, я спрашивала себя, какая из этих одинаковых келий принадлежала Амброузу. Узнать это было невозможно. Могла ли я кого-нибудь спросить? Клемента? Юджина? Они бы немедленно рассказали об этом Бруно. Этого я не хотела. Нет, я сама должна найти келью Амброуза, а если возможно, то и его исповедь.

Я вошла в первую келью. Когда за мной захлопнулась дверь, у меня от ужаса перехватило дыхание. Я испугалась, как никогда прежде. Я удивилась тому, как много может промелькнуть в голове человека за такое короткое время. Я представила себе, что оказалась запертой в одной из келий. Никто и не подумает искать меня здесь. Я останусь в холодной каменной темнице, пока жизнь не покинет меня, а со временем присоединюсь к обитавшим здесь призракам монахов.

Но оснований для паники не было. На двери не было замка.

Я вернулась в келью. Осмотрела стены, но не обнаружила места, где можно было бы спрятать рукопись. Я ощупывала стены, все время оглядываясь через плечо, поскольку мне казалось, что я не одна.