Фиалковое зелье - Вербинина Валерия

В то время как наши герои блаженствовали в заброшенном замке, в небольшом лесочке на расстоянии примерно версты от них мокли под проливным дождем 12 человек, которыми предводительствовал уже знакомый нам невзрачный субъект в штатской одежде – тот самый, что недавно беседовал с Ферзеном в гостинице «Золотой лев». Уже несколько часов он и его сообщники сидели в засаде, поджидая карету, которая совершенно точно должна была ехать мимо них, но тем не менее словно сквозь землю провалилась. А дождь между тем стал лить как из ведра.

– Ну куда, куда же они делись? – шипел предводитель, то и дело поглядывая на дорогу. Однако последняя оставалась пустой, как дырявые карманы бедного родственника.

– Может, они поехали каким-нибудь другим путем? – высказал робкое предположение один из сидящих в засаде, которому до смерти надоело мокнуть под дождем.

– Но тут нет другого пути! – рявкнул невзрачный субъект.

Через полчаса, однако, даже он не выдержал.

– Вольфганг! Ступай-ка вперед да посмотри, не остановились ли они где-нибудь! Как узнаешь, сразу же возвращайся!

Вольфганг кивнул, вылез из засады и покорно затрусил по дороге. Вернувшись через каких-нибудь три четверти часа, он доложил, что карета, которую они ждут, стоит без лошадей возле дороги, а в окнах Проклятого замка виден яркий свет. Предводитель нахмурился.

– Это тот самый замок, про который болтают, что там водятся привидения?

– Да, – несмело сказал Вольфганг. – Нехорошее место, сударь!

– Чепуха, – оборвал его предводитель. – Вперед, ребята! Они не ждут нашего нападения, и мы застигнем их врасплох. – Разбойники начали ворчать, но он прикрикнул на них: – Что такое? Вам за что деньги платят, вы, падаль, тупой сброд? А ну живо, марш!

И отряд в 12 человек двинулся по направлению к замку, в котором их ждали всего пятеро противников – трое друзей, их слуга и их кучер.

Стояла темная ночь, как нельзя лучше подходящая для злодейства. В камине замковой гостиной догорали последние угли. Балабуха и Добраницкий спали, причем здоровяк артиллерист храпел так густо и громко, что распугал всех мышей в округе. Антон Григорьевич выпил три бутылки вина, но поляк и тут обставил его, выпив четыре, после чего Балабуха признал свое поражение и даже сел играть с ним в карты, предупредив, впрочем, что мухлежа не потерпит. Август же, нисколько не стесняясь, объявил, что все равно обставит его и Балабуха даже не поймет, с помощью какого приема его объегорили. Артиллерист проиграл и потребовал объяснений. Август, которому, очевидно, уже море было по колено, показал ему, что именно он сделал и как. Без всякого стеснения друзья стали обсуждать самые разные приемы мухлевания, но тут Балабуха стал широко зевать, а Добраницкий признался, что у него слипаются глаза. Вскоре друзья уже спали мертвым сном, как и Васька, устроившийся в соседней комнате. С непривычки он выпил слишком много, и теперь ему снились диковинные пестрые сны.

Не спал только Владимир, на долю которого досталось всего лишь полбутылки вина 1769 года. В жизни Гиацинтов был склонен к воздержанию, и поэтому ему единственному из друзей удалось сохранить более или менее трезвую голову. Он сидел, подперев щеку кулаком, и задумчиво смотрел в висящее напротив него большое мутное зеркало. Из головы его не выходила одна мысль – о цыганке, которая сегодня днем предсказала ему возле трактира, что его ждут великие опасности, почести, любовь и слава. Узнав об этом предсказании, Балабуха поднял товарища на смех, заявив, что если бы цыганки предсказывали что-то другое, их бы всех давно как следует высекли; но Гиацинтов был суеверен и оттого поверил каждому слову. Опасности его не смущали – вся их служба была одной сплошной опасностью. Почести и слава, пожалуй, могли иметь место, если он хорошо выполнит свое дело и разыщет пропавшего Жаровкина. А вот любовь… Любовь, с его точки зрения, была самой интересной частью предсказания. И, в конце концов, разве не сказал тот же Добраницкий, что среди жительниц Вены попадаются прехорошенькие штучки?

– Конечно, совершенно неважно, красавица она или нет, – вслух размышлял Владимир. – Главное, чтобы в ней была изюминка… чтобы от нее нельзя было глаз отвести. Вообще, должен вам сказать, – обратился он к своему размытому отражению, – до жути любопытно все это. Живешь себе, живешь, ни о чем не подозревая, и вдруг бац – в один прекрасный день встречаешься со своей судьбой. – Тут его мысли приняли иное направление. – Интересно, какие у нее будут глаза? – Он выпятил губы и вопросительно посмотрел в зеркало. – Ужасно хотелось бы знать. Вообще, не худо бы представлять заранее, где ты с ней встретишься, а то в самый ответственный момент непременно нападает смущение, и оттого производишь на даму самое неблаговидное впечатление. – Он вздохнул. – Проклятая робость! Если бы не она, я бы подошел к даме и сказал бы…

Внизу в роще жутко заухала сова, в переходах замка заунывно загудел ветер, и в следующее мгновение в дверном проеме за спиной Гиацинтова показалась женская фигура. Увидев незнакомых людей, фигура замерла на месте.

– Я бы сказал ей, – продолжал Владимир, который так ничего и не заметил, – «Сударыня, до чего вы прекрасны! Всю свою жизнь я мечтал о встрече с вами».

Тут Балабуха вывел такую громкую руладу, что сам же на мгновение пробудился от своего храпа. Артиллерист тяжело заворочался на диване и, приподняв голову, неожиданно увидел в дверях воздушное видение в белом платье, причем ему показалось, что видение это висит в воздухе, не касаясь пола. Кроме того, он готов был поклясться, что таинственная незнакомка не отражается в зеркале, которое висело на стене напротив. «Сон», – смутно подумал артиллерист. Глаза его закрылись, и он вновь захрапел.

– Нет, – вздохнув, промолвил Владимир, занятый своими мыслями, – это пошло. Я бы сказал ей: «Сударыня! Всю свою жизнь я готов служить вам. Я…»

И он замер, потому что ему почудилось, что позади него стоит какая-то женщина, молодая и, разумеется, прекрасная; краем глаза он уловил движение какого-то светлого пятна и даже ощутил нечто, похожее на аромат тонких духов. Но, конечно, все это оказалось лишь плодом его разыгравшейся фантазии, потому что, когда он обернулся, сзади него никого не было.

Молния яркой вспышкой озарила небо. Чувствуя, что он все-таки выпил лишнего, Владимир поднялся с места, растирая виски, и подошел к окну. Тут всякие мысли о видении в белом разом вылетели у него из головы, потому что он увидел внизу, у замка, темные фигуры каких-то вооруженных людей.

– Проклятье! – вырвалось у офицера. Он заметался, бросился к спящим друзьям и стал их расталкивать. – Антон! Август! Просыпайтесь немедленно! Васька, где ты? Васька!

Но денщик не отзывался, а друзья Владимира в ответ только мычали, вяло отмахивались от него и никак не желали открыть глаза.

– Антон! Антон! – Гиацинтов что есть силы тряс Балабуху, но это было все равно что пытаться сотрясти столетний дуб. Неожиданно Владимира осенило. – Антон, берегись, пауки! Всюду пауки!

Балабуха с воплем: «Картечь! Заряжай картечью!» подскочил на месте и открыл глаза. Добраницкий, зевая, все пытался что-то спросить, но Гиацинтов опередил его.

– Друзья, там внизу какие-то люди! У них оружие! По-моему, они не с добром пришли сюда!

– Ясно, – проворчал артиллерист, мигом протрезвев. – Где моя пушка… а, где мои пистолеты?

Снизу до друзей долетел какой-то стон.

– Черт, они прикончили кучера! – вырвалось у Владимира.

Балабуха только пожал плечами.

– Все равно он никуда не годился, – философски заметил он, заряжая пистолеты. – Держи, Август! Сегодня ночью оружие тебе точно пригодится.

– А что мы будем делать? – несмело спросил Добраницкий, принимая один из пистолетов, который так и плясал в его руке.

– Будем обороняться до последнего, – хладнокровно отвечал Гиацинтов.

– От кого? – изумился Добраницкий. – Может быть, это какая-нибудь ошибка?

– Разумно, – усмехнулся артиллерист. – Встретишь кого-нибудь из тех, кто явился к нам в гости, можешь спросить.

Выйдя в соседнюю комнату, гигант попытался разбудить Ваську, но тщетно: денщик был совершенно пьян.

– Тьфу! – плюнул Балабуха. – Ну что ты с ним будешь делать!

– Ладно, – сказал Владимир, заткнув за пояс два пистолета и взяв в руку третий. – Оставь его здесь. Рассредоточиваемся!

И друзья, покинув гостиную, разошлись в разные стороны, причем гигант Балабуха ступал бесшумно, как мышь.

Навстречу ему попался один из разбойников.

– Извините! – коротко сказал Балабуха, стукнув его рукоятью в лоб. – Простите! – добавил он, врезав по затылку другому нападавшему. – Кажется, жизнь налаживается, – подытожил он, уложив третьего, и, отдышавшись, двинулся дальше.