Дочери Ганга - Бекитт Лора

Она не хотела втравливать в это дело Харшала; он был добрым человеком, но все же чужим для нее. К тому же Сона знала, на что способен Бриджеш. Оставалось в очередной раз покориться судьбе.

Многие сказали бы, что, не согласившись на предложение Харшала, она поступила глупо, ибо женщине всегда нужна защита и поддержка в лице мужчины. Сона могла пойти против себя, но не была способна предать свои чувства. С некоторых пор она слишком хорошо понимала, в чем заключается разница между достойным человеком и тем, кого искренне любишь.

Чуть поколебавшись, Падма протянула Соне две анны.

– Я должна тебе.

– Не надо. То, что ты мне и вправду должна, все равно не сможешь вернуть.

Подняв голову, она посмотрела на Падму взглядом, от которого пробирал озноб.

– Гордая ты, – с осуждением произнесла та, – не поддаешься. А зря. Тебе среди нас не место.

И ушла, оставив Сону на солнцепеке, наедине со своими мыслями, оцепенением и горем.

Пришла ночь, но женщина не стала искать ночлега. Закутав спящую Латику в подол сари, она продолжала сидеть возле храма.

Со стороны Ганга доносились тихие всплески. Сверху лился лунный свет, наполняя мир таким великолепием, какого никогда не увидишь днем. По небу медленно и бесшумно текла огромная, искрящаяся звездами река Млечного Пути.

Сона думала о крохотном огоньке, горевшем в ней все это время. По странной случайности он не погас, несмотря на то что его овевало столько могучих ветров. Она понимала, что все еще верит в чудо, хотя эта вера была подобна ходьбе по шаткому мостику.

Где-то вдалеке люди разговаривали, ели, смеялись, готовились ко сну, тогда как вокруг Соны царили ночь и тишина. Храм сиял в лунном свете, как огромное ювелирное изделие работы божественных мастеров, и все, что его окружало, казалось волшебным.

Внезапно подняв глаза к небу, женщина прошептала, обращаясь к человеку, которого любила:

– Если б на одной чаше весов был весь мир, а на другой ты, я выбрала бы тебя!

На рассвете, пока Ратна еще спала, Арун тихо поднялся и направился к Гангу. На гхатах уже лежали артхи^[109], где покоилось чье-то тело, закутанное в белое покрывало и усыпанное желтыми цветами. Вокруг суетились люди из касты «дом», сжигавшие умерших. Они были, пожалуй, единственными из неприкасаемых, которые жили безбедно, ведь за погребальный обряд зачастую платили немалые деньги.

Арун присел на корточки. Он подумал, что когда-то и ему придется пройти через очистительное горнило огня. Он знал свои грехи, но избавит ли священное пламя душу от бесконечных переживаний или ему придется унести их с собой в Вечность? Что случается с человеком, когда он покидает здешний мир и уходит за пределы земного существования? По большому счету этого никто не знал, потому что никто не возвращался оттуда. Во всяком случае, в прежнем теле.

Почти рассвело; дворцы и храмы уже не выглядели таинственными, а со стороны кварталов, прилепившихся к берегам Ганга, словно огромный улей, спешили толпы людей.

Нехотя поднявшись на ноги, Арун побрел к храму. Он решил, что помолится и уйдет, а после подумает, что делать дальше.

Возле стены обители Шивы, неподалеку от входа, прямо на голых камнях спала женщина. Или она была мертва?

По изящно изогнутому телу и черной как ночь гриве волос Арун определил, что она молода. Незнакомка прижимала к себе ребенка.

Арун подумал, что той, которой негде спать, наверняка нечего есть. Склонившись над ней, он осторожно заглянул в ее лицо. У женщины был облик Соны, ее шелковистые ресницы, длинный разрез глаз, жемчужные зубы, мерцавшие меж приоткрытых коралловых губ.

Арун зачарованно смотрел на нее, боясь тронуть, разбудить и тем самым уничтожить самую большую, прекрасную и одновременно горькую иллюзию в своей жизни.

Он перевел взгляд на ребенка, заботливо и умело закутанного в подол сари. У девочки были маленькие изящные кулачки и удивительно крохотные ноготки.

Арун почувствовал, что плачет. Он не хотел вторгаться в жизнь этой женщины, стучаться в ее душу, он желал просто смотреть на нее. Он понимал, как больно ему будет, когда она откроет глаза и скажет, что не знает его и никогда прежде не видела. Он мечтал, чтобы этот миг длился вечно, он не хотел его терять.

«Это моя жена и ребенок, – сказал себе он. – Все, что мне, собственно, нужно в жизни».

На лицо женщины упал предательский солнечный луч, и она пошевелилась, а потом приподняла веки.