Звезда для Наполеона - Бенцони Жюльетта

– Не так-то просто будет открыть ее, – сказал он. – Если эту дверь не открывали столько лет, набухшие створки и заржавевшие петли окажут серьезное сопротивление.

Вставив ключ, он напряг все силы, чтобы провернуть его, но он пошел как по маслу, замок щелкнул, и калитка легко и бесшумно отворилась.

– Похоже, что кто-то позаботился смазать замок, – заметил он удивленно. – Во всяком случае, дверь ходит так, словно ею пользовались каждый день… Кто мог ходить сюда?

– Не знаю! – заметно нервничая, ответила Марианна. – Войдем!

Парадный двор открылся во всем своем запустении. В глубине, окруженный замшелыми служебными постройками, высился классический фасад благородных форм с темными проемами выбитых окон, с позеленевшими камнями, хранящими кое-где следы пуль, и полуразрушенной лестницей. В траве валялись без голов охранявшие ее когда-то каменные львы. Всевозможные обломки устилали землю, а почерневшая с правой стороны часть стены с пилястрами безмолвно поведала о начинавшемся пожаре, безусловно, том, который учинил аббат де Шазей перед бегством. Запущенная растительность, предоставленная себе, постаралась по возможности укрыть нищету этого выпотрошенного дома. Робкий плющ оплел резную дубовую дверь, словно сама природа, даря это хрупкое украшение, пыталась утешить разрушенные камни. Вдруг из-за погнутой решетки выскочил черный кот, промчался по двору и исчез в зияющем проломе ворот бывшей конюшни.

Суеверная, как истинная креолка, Фортюнэ вздрогнула, крепче сжала руку Марианны и вздохнула:

– Персье и Фонтену будет над чем потрудиться! Какой разгром! Я начинаю думать, что Наполеон сделал вам довольно странный подарок!

– Никакой другой не мог бы доставить мне большей радости! – резко ответила Марианна. – Даже… изумруды – ничто перед этим старым особняком.

– Не будем преувеличивать, – успокаивающим тоном заметил Аркадиус. – Потребуется не так уж много стараний и труда, чтобы очень скоро привести все в порядок. Повреждения производят впечатление, но они не глубоки. Заглянем внутрь.

Он подал руку Марианне, чтобы помочь подняться по выщербленной лестнице, затем оказал такую же услугу следовавшей за нею м-м Гамелен.

Резная дверь открылась с такой же легкостью, как и калитка. Аркадиус нахмурил брови.

– Кто же мог ухаживать за замками, когда все в таком запустении? – пробормотал он.

Но Марианна не слышала его. С бьющимся сердцем она вошла в просторный пустынный вестибюль. Мебели не осталось никакой. Побитые плитки пола были усеяны осколками украшавшего стены цветного мрамора. Сорванные с петель драгоценные расписные двери позволяли взгляду проникнуть в глубины этого дома, где все носило следы слепого, бессмысленного вандализма.

В столовой с оборванными обоями строгие поставцы, высокие лари и другая громоздкая мебель, которую не смогли вынести, являли обозрению свои проломленные ударами прикладов, заплесневелые от сырости панели и филенки. Часть барельефа с профилем Людовика XVI виднелась над камином из красного мрамора, наполненным золой, в которой поблескивали кусочки позолоченной бронзы, – остатки мебели, очевидно сжигавшейся здесь.

С порога следующего зала открылся еще больший разгром. Все лежало вверх тормашками. Клавесин с его драгоценной лакировкой представлял собой бесформенную груду, из которой торчали сломанные ножки и несколько клавиш из слоновой кости, шелковая обивка превратилась в грязные лохмотья, прилипшие к сохранившим позолоту кусочкам дерева. Только побитые деревянные панели… но внезапно Марианна вздрогнула. Ее расширившиеся глаза замерли. Выше камина, великолепный и необычный в своем одиночестве, чудесный мужской портрет царил над этим разором. Со смуглой кожей под напудренными волосами, темными жгучими глазами и волевым лицом, с рукой на бедре, гордый и изящный в пышной форме полковника королевских войск на затянутом дымом фоне поля битвы, он убеждал в том, что моделью художнику мог быть только мужчина редкого обаяния, и Фортюнэ, следовавшая за Марианной, воскликнула:

– О, какой красавец!

– Это мой отец! – выдохнула Марианна севшим голосом.

Все трое замерли, с ногами в пыли, с глазами, прикованными к насмешливому, необыкновенно живому взгляду портрета. Для Марианны в этой встрече было что-то мучительное. До сих пор отец оставался в ее представлении только обрамленной жемчужинами потускневшей миниатюрой, изображавшей элегантного мужчину со скептической улыбкой, немного пресыщенного, очень изысканного, на которого она смотрела с затаенной нежностью, как на любимого героя романа. Но надменный воитель с портрета растрогал ее до самых сокровенных глубин души, потому что в его смелых чертах она узнавала свои. Как она походила на него выдающимися скулами, несколько вытянутым разрезом насмешливых глаз, в которых читался вызов, чувственным, несколько большим ртом с упрямо выдвинутым вперед подбородком! Как он стал внезапно близок ей, этот отец, которого она по-настоящему никогда не знала! Жоливаль нарушил очарование.