Дар Афродиты - Крючкова Ольга Евгеньевна

Едва, отдышавшись после поцелуя, Наташа прошептала:

— Я хочу вас… Может, после этого папенька смягчится… Ему просто некуда будет деваться…

Гусар ощутил прилив желания и, обняв Наташу, увлек ее на ложе…

* * *

Пантелемон, как обычно, приняв на грудь очередную рюмку водки и закусив ее луком и огурчиком, вышел из своей каморки на свежий воздух. Хозяин обязал его делать ночью обход и проверять посты. Правда, охранники, роль которых исполняли селяне, были, прямо скажем, никудышные — почти все заснули.

Кучер не стал будить их, уж коли кто покажется подозрительный — он и сам справится. Итак, совершая обход вокруг барского дома, изрядно выпивший Пантелемон, наткнулся на лестницу.

— Ах, лихоманка тя побери… Кровельщики, сукины дети…

Он подхватил ее, отнес к сараю и продолжил обход. Неожиданно до его слуха донеслись обрывки фраз, явно доносившиеся из открытого окна на втором этаже. Кучер притаился: в скудных отблесках свечи явно просматривались две фигуры…

— А, Наталья Дмитриевна с Глашкой…

Неожиданно эти две фигуры обнялись… Кучер обомлел: желание изловить мерзавца и получить вознаграждение от барина было настолько велико, что он начал действовать опрометчиво и необдуманно.

Пантелемон опрометью бросился в комнату Марии Ивановны.

* * *

Барыня, почитав на ночь книгу, задула свечу и, перекрестившись, попыталась заснуть. Но сон не шел, на душе было тревожно. Ее беспокоил Дмитрий Федорович: опухоль на лице спадала медленно, голова еще кружилось, да и сердце стало побаливать от эмоциональных переживаний, выпавших на его долю в последние дни.

Только Мария Ивановна задремала, как сквозь сон почувствовала, будто дверь ее спальни открылась и кто-то вошел. Она открыла глаза: над ней склонилось взлохмаченное чудовище, отблеск дьявольского огня озарял его клыки… и почему-то пахло перегаром.

Чудовище заговорило пропитым голосом Пантелемона:

— Барыня!

Мария Ивановна не на шутку испугалась, решив, что кучер и вовсе допился до чертей и пришел лишать ее жизни.

Кучер нагнулся еще ниже, дабы хозяйка услышала его.

— Барыня!

Мария Ивановна ощутила, что ноги и руки у нее похолодели, волосы на голове зашевелились.

— Что тебе, окаянный? — спросила она шепотом. — Убивать меня пришел?

Кучер отпрянул.

— Матушка-барыня, чаго с вами? Это я — Пантелемон, кучер ваш… Али не признали спросонья? Зачем мне убивать вас?

Мария Ивановна пришла в себя: перегар, исходивший от Пантелемона, подействовал на нее не хуже нашатыря.

— А почему тогда ты здесь?

— Беда, чую я… В доме чужой и, кажись, у барышни в комнате…

Барыня вскочила как ужаленная.

— Что ж ты молчишь, болван! Буди барина! — но, немного подумав, добавила: — Нет, пусть спит, а то опять с сердцем плохо будет. Сами разберемся, главное — не спугнуть!

— Не сумневайтесь, барыня, не спугнем!

* * *

Глаша немного постояла под дверью спальни Натальи Дмитриевны и, поразмыслив, решила удалиться в помещение для прислуги — от греха подальше, уж коли поймают гусара, то она ни при чем. Да и вообще, уж больно ей спать хотелось, а тут еще амурные дела…

Пантелемон и Мария Ивановна подкрались к спальне Наташи. Барыня прислушалась, до нее донеслись приглушенные голоса.

Она кивнула кучеру, что, мол, пора: открывай дверь и хватай негодяя.

7

Наташа пребывала в объятиях Константина. Он целовал ее в шею, грудь… Его руки скользнули под тонкую ночную сорочку…

Наташа не сопротивлялась — она желала этого, в душе надеясь, что все со временем сладится, как в модных романах. Папенька, узнав о случившемся, покричит, потопает ногами да и смягчится. А что поделать, коли она потеряет невинность? И прощай старый граф, пусть себе вдову ищет.

Неожиданно дверь со скрипом распахнулась. Наташа даже закричать не успела, как Пантелемон стащил с нее Константина и начал скручивать ему руки.

Маменька и вовсе разъярилась:

— Матерь Божья, Заступница! Это что же? Какой скандал!

Наташа, без пеньюара, в прозрачной сорочке, причем задранной выше колен, взирала то на маменьку, то на кучера, пытавшегося скрутить ее возлюбленного.

Константин отбивался от натиска кучера как мог, но силы были не равны: перевес был явно на стороне тяжеловесного Пантелемона. Да и потом, он так мечтал получить обещанное вознаграждение за поимку «негодяя».