Десять причин для любви - Куин Джулия

Аннабел подумала о тех людях, которых встретила за последние несколько недель, и криво усмехнулась:

— Да, я понимаю, что это может нагнать тоску.

— А вы леди умная и проницательная, — произнес он. — Таких я люблю.

Он с ней флиртовал. Аннабел постаралась подавить вспышку удовольствия, которое прокатилось по ее телу. Он действительно был очень красив, этот мужчина. Его волосы были темного цвета, среднего между ореховым и шоколадным, и небрежно буйными… Модные молодые джентльмены тратили часы, чтобы заставить свои выглядеть так. Лицо его было… Аннабел не была художницей и так и не выучилась описывать черты лица, тем более что его черты выглядели одновременно неправильными и совершенными.

— Очень рада, что у вас есть совесть, — прошептала она.

Он глянул в ее сторону и даже слегка наклонился к ней, глаза его искрились смехом.

— Что вы сказали?

Она ощутила, что краснеет, и на этот раз знала, что он это заметил. Что она должна была сказать теперь? «Я рада, что у вас есть совесть, потому что если бы вы надумали поцеловать меня, я бы, кажется, это разрешила».

Он был полной противоположностью лорду Ньюбери. Молодой, красивый, остроумный. Немного дерзкий… и весьма опасный. Он относился к тем джентльменам, которых молодые леди клялись избегать и о которых втайне мечтали. И ближайшие несколько минут он был в полном ее распоряжении.

Еще несколько минут. Она могла себе позволить еще несколько минут. И все.

Он, должно быть, понял, что она не собирается повторять то, что сказала, и вместо этого спросил тоном обычной светской беседы:

— Это ваш первый сезон?

— Первый.

— И вы получаете от него удовольствие?

— Это зависит оттого, в какой момент вы зададите мне этот вопрос.

Он усмехнулся углом рта:

— Неоспоримая правда. Получаете ли Вы удовольствие в эту минуту?

Сердце Аннабел дрогнуло.

— Очень большое, — ответила она, будучи не в силах поверить тому, как ровно звучал ее голос. Наверное, она неплохо освоила притворство, которое в этом городе сходило за высшую добродетель.

— Я счастлив это слышать. — Он склонился к ней еще ближе. — Горжусь своим умением принимать гостей.

Аннабел опустила глаза на одеяло, потом с сомнением перевела взгляд на его лицо.

Он ответил теплой улыбкой.

— Нужно уметь хорошо принимать гостей, какими бы скромными ни были условия.

— Но вы ведь не станете утверждать, что поселились на Хэмпстед-Хит?

— Нет, конечно! Я грешен — неравнодушен к комфорту. Но провести здесь день-два, наверное, было бы забавно. Как вы считаете?

— Я почему-то подозреваю, что радость новизны этого рассеется с восходом солнца.

— Нет, — задумчиво рассуждал он. В глазах его появилось какое-то рассеянное выражение, и он продолжал: — Возможно, вскоре после этого, но не с восходом солнца.

Ей хотелось спросить его, что он имеет в виду, но она не совсем понимала, в какой форме. Он, казалось, был настолько глубоко погружен в свои мысли, что было бы непростительной грубостью их прервать. Поэтому она просто ждала и наблюдала за ним с выражением любопытства на лице, зная, что когда он посмотрит на нее, то прочтет в ее глазах вопрос.

Но он так и не стал поворачиваться к ней и спустя минуту или две сказал:

— Утром все выглядит по-другому. Свет более плоский. И немного красный. Он улавливает в воздухе туман, словно подползая под него снизу. Все становится новым, — мягко продолжал он. — Все.

У Аннабел перехватило дыхание. Это звучало так… тоскливо. От этого ей захотелось остаться рядом с ним на одеяле, пока на восточном горизонте не взойдет солнце. Он заставил ее захотеть увидеть пустошь в утреннем свете. Он заставил ее захотеть увидеть его в утреннем свете.

— Я хотел бы искупаться в нем, — пробормотал он. — Только утренний свет и больше ничего.

Это должно было бы ее шокировать, но Аннабел почувствовала, что он говорит не с ней. На протяжении всего разговора он ее поддразнивал, испытывал, как далеко может зайти, прежде чем она выкажет себя чопорной жеманницей и убежит прочь. Но сейчас… он произнес самую, казалось, большую нелепость, и все же она понимала… что говорилось это не ей. В эту минуту он жил какой-то своей внутренней жизнью.

— Я думаю, вы поэт, — промолвила она и улыбнулась, потому что по какой-то причине это ее порадовало.

Он коротко хохотнул.

— Это было бы чудесно… если бы было правдой. — Он снова повернулся к ней, и она поняла, что необычный момент прошел. В какую бы потаенную часть своей души он ни погрузился, теперь вынырнул, отложил ее в сторону и крепко запер. Попробуй прикоснись! Он снова стал лихим и обаятельным мужчиной, с которым жаждали быть все девушки.