Звезда для Наполеона - Бенцони Жюльетта

– Этот американец… вы уверены, что не любите его?

Что за глупость взбрела в голову Аделаиде? Откуда этот явно нелепый вопрос? Неужели она не поняла того, что говорила Марианна, или у нее какое-то особое представление о Язоне? На мгновение в уютном салоне возник образ моряка, принесший неистовое дыхание океана, но Марианна отогнала его прочь.

– Любить его? Как я смогла бы? Теперь я чувствую к нему дружеское расположение, даже признательность, но я же вам сказала, кого люблю.

– Конечно, конечно! Когда долго смотришь на солнце, потом не видишь ничего, даже в самой себе!.. Я не знаю, отдавали ли вы себе отчет в этом, но вы описали мне человека невероятно соблазнительного. И если бы я была на вашем месте…

– Ну и что?

– Ну и что? Я думаю, что я заплатила бы карточный долг вашего тупого супруга! Только ради того, чтобы ощутить его близость! Он должен уметь любить, этот ценитель моря, и он, безусловно, безумно влюблен в вас!

Внезапно она разразилась смехом, увидев ошеломленное лицо Марианны, спрашивавшей себя, не ослышалась ли она, и вскричала:

– Не смотрите на меня так! Можно поклясться, что вы увидели дьявола! Узнайте же следующее, моя красавица: я вовсе не та старая дева, какой вы меня представляете… и в смутные времена было много хорошего, поверьте мне! Без Революции я была бы еще канониссой одного очень благородного монастыря, но, возможно, умирала бы от скуки! Благодаря ей я смогла открыть, что в добродетели совсем не столько очарования, как это принято говорить, и у меня осталось несколько благоухающих воспоминаний, о которых я поведаю вам на досуге, когда мы лучше узнаем друг друга. Запомните только одно: у членов нашей семьи всегда была горячая кровь. И вы не составляете исключение!.. На этом желаю вам доброй ночи!

Прогреми гром над головой Марианны, он не ошеломил бы ее больше. Ей открылось, что ее представление об Аделаиде соответствовало только половине правды и что нужно все начинать сначала. Простого упоминания о Бофоре оказалось достаточно, чтобы он укоренился в сознании Марианны, которая, однако, упорно старалась избавиться от этого наваждения. А, собственно, почему?.. Удивительное сомнение овладело Марианной. Смогла ли бы она полюбить американца? Решительно, она была еще слишком молода и ей многое предстояло узнать!.. Но когда м-ль д'Ассельна направилась уверенным шагом к ведущей на кухню лестнице, она остановила ее:

– Позвольте… куда вы идете?

– В подвал, дитя мое. Я забыла сказать вам, что он сообщается с подвалом дома мадам Аткинс. Обстоятельство, которое я открыла совсем недавно, но нашла весьма удобным с тех пор, как вы поменяли замки! Спокойной ночи.

Она снова двинулась в путь, но Марианна остановила ее криком:

– Кузина!

Это было только одно слово, но оно содержало в себе целый мир. В Аделаиде Марианне почудилось что-то от тетки Эллис, и крикнуть ее побудила потребность в утраченной семейной теплоте. Аделаида, словно ее что-то ударило, резко остановилась на пороге и медленно повернулась с напряженным лицом.

– Ну?

– Почему… зачем вам жить у знакомой, когда есть этот дом, наш дом… такой большой для меня? Я так… нуждаюсь в присутствии, в вашем присутствии! Я попрошу Императора простить вас, и мы сможем…

Она почувствовала, что не может больше вымолвить ни слова. Наступила тишина. Голубой и зеленый взгляды скрестились и впились друг в друга с силой, сделавшей лишними слова. То ли почудилось, то ли в самом деле блеснула слеза на ресницах старой девы? Она вытащила носовой платок и энергично высморкалась.

– А ведь верно, почему бы мне не переехать? – пробормотала она. – По-прежнему ничего нет над этим камином и это ужасно печально!

Повозившись с развалившимся шиньоном, может быть, для вида, чтобы привести в порядок чувства, мадемуазель Аделаида твердым шагом направилась к подвалу.

Оставшись одна, Марианна бросила вокруг себя торжествующий взгляд. Ей показалось, что внезапно дом действительно возродился, что стены его наполнились жизнью и приняли наконец их новое убранство. Круг замкнулся, дом вновь обрел свою душу, а Марианна – очаг.

Шесть дней спустя, 19 марта, проезды у театра Фейдо были заполнены каретами, извергавшими под высокие старинные своды необычно элегантную толпу: женщин, укутанных в дорогие меха, под которыми то тут, то там вспыхивали драгоценности, с головами, увенчанными цветами, перьями и алмазами, мужчин в просторных плащах, скрывавших пышные мундиры или усыпанные орденами черные фраки. Несмотря на непрерывный дождь, уже несколько дней заливавший Париж, все, что считалось достойным по чину или богатству, спешило к дверям знаменитого театра.