Под парусом мечты - Ларк Сара

Сара покачала головой.

— Нет, оставьте это. Я ведь должна помогать. Вы… вы можете опереться на меня.

Но особого желания последовать приглашению это не вызывало. Джек прекрасно помнил склонность мисс Бличем к чопорности.

— И давно вы стали сестрой милосердия? — вежливо поинтересовался он.

Сара нервно рассмеялась.

— Вообще-то, я не медсестра. Я просто помогаю. Я должна… немного развлекать больных.

Джек нахмурился. Он вполне представлял себе мисс Бличем в роли сиделки, развлекающей пожилую леди, но чтобы коротать время с мужчинами… Впрочем, его это не касается. Он медленно спускался по трапу вслед за молодой женщиной. Сара присоединилась к некоторым другим сестрам, которые катили инвалидные кресла или вели слепых. Большинство из них были одеты в светло-голубые платья с белым воротничком и чепцы. На Сару они смотрели с неудовольствием. Наверное, она уже не впервые выбирала для оказания помощи более «здорового» пациента.

Темноволосый врач переходил от одного к другому и приветствовал вновь прибывших, прежде чем им помогали усесться в транспорт. Мужчина показался Джеку знакомым. Но особенно сильно удивил его блеск в глазах Сары, когда мужчина подошел к ним.

— Это доктор Пинтер! — сияя, представила мужчину Сара.

Врач тоже улыбнулся, но посерьезнел, вглядевшись Джеку в лицо.

— Доктор Пинтер, это…

— Мы знакомы, не так ли? — спросил Пинтер. — Подождите… я припоминаю… Старший сержант МакКензи, верно? Галлиполи… Простреленное легкое, которое спас пес Бистона… — Он с горечью улыбнулся. — Несколько дней в лазарете только и говорили, что о вас. Я рад, что вы живы!

Джек кивнул.

— А вы были… капитаном?

Пинтер пожал плечами.

— Майор. Но кого это интересует? В лазарете все по локоть в крови. Боже мой, редко бывает, чтобы мы принимали раненых из Галлиполи. По большей части прибывают из Франции. Вы ведь не возвращались на фронт, правда?

— Нет. Мистера МакКензи лечили в Англии! — вмешалась Сара, которая уже успела выудить документы Джека из пачки, чтобы показать их Пинтеру.

— А вы? — спросил Джек, испытывая некоторую напряженность. Судьба врача по-настоящему не интересовала его, но он чувствовал, что должен поддержать разговор.

Учительница и врач вместе с ним забрались в автобус. Он не мог сидеть с ними рядом молча и смотреть на Альпы.

— Я хочу сказать, вы… ведь были штабным врачом, а война еще не закончилась…

Доктор Пинтер закусил губу. Лицо его стало серьезным, и теперь Джек разглядел следы, оставленные на нем Галлиполи. Он был худощав и бледен, а его еще молодое лицо было изборождено морщинами. Врач поднял руки и вытянул их вперед. Джек увидел, что они неконтролируемо дрожат.

— Я больше не мог оперировать, — негромко произнес Пинтер. — Никто не знает, что это такое… возможно, паралич нервов. Это началось в Галлиполи… в последний день, когда уже эвакуировали почти все войска и мы хотели как можно скорее убраться… И только небольшая часть патрулировала траншеи, делая вид, что там полно солдат. И двое ребят, кажется, перестарались. Они хотели вовлечь турок в демонстративный бой, но у тех за спиной была тяжелая артиллерия. Тех ребят… разорвало. То, что осталось от них, принесли мне на стол. Я спас одного, семнадцатилетнего, если можно так сказать. Обе руки… обе ноги… Давайте больше не будем говорить об этом. После этого началась дрожь…

— Скорее всего, вам просто нужен покой, — негромко произнесла Сара.

Пинтер опустил взгляд.

— Мне нужны какие-нибудь другие воспоминания, — прошептал он. — Я больше не хочу видеть кровь, когда закрываю глаза. Я не хочу больше слышать выстрелы, когда вокруг царит тишина.

Джек кивнул.

— Я представляю себе воду, — негромко произнес он. — Бухта… Первый взгляд на берег, прежде чем мы высадились. Красивая была бухта…

После этого оба мужчины замолчали. Сара хотела что-то сказать, но легкая беседа ей не удавалась. Она почти с завистью смотрела на других сестер, которые болтали и шутили со своими пациентами.

Джека разместили в двухместной комнате. Его сосед, мрачный пожилой мужчина, не выпускал из рук бутылку виски. Джек недоумевал, откуда он взял ее, но было видно, что ветеран ни за что не поделится даже одним глотком из нее.

— Лекарство от головной боли, — проворчал он и показал на уродливый шрам на левой половине лица.