Мадонна с лилиями - Картленд Барбара

— Только один вопрос, если позволите, — остановила его Сирилла.

— Что вас интересует?

— Как вы намерены поступить с той картиной? Я так волнуюсь за папу… Я не смогу ждать до завтра!

— Даю вам слово чести, что ничего не случится, — торжественно пообещал маркиз. — По крайней мере, ничего неприятного. Чтобы окончательно вас успокоить, могу сообщить, что я купил Ван Дейка по той цене, которую запросил Айзеке, и не собираюсь говорить ему, что это подделка.

— Вы… вы действительно намерены так поступить? — не веря тому, что услышала, спросила Сирилла.

Я всегда поступаю так, как считаю нужным, — категоричным тоном изрек маркиз. — Итак, перестаньте волноваться, а когда вернется ваша служанка, пошлите ее в лавку, чтобы она купила все, что необходимо вашему отцу. Помолчав, он добавил:

— Если ему завтра не станет лучше, я пришлю вам своего собственного лекаря. Я не хочу, чтобы вы так терзались по поводу здоровья вашего батюшки!

Не дожидаясь ответа Сириллы, маркиз открыл дверь студии и начал осторожно спускаться по крутым ступеням.

У входной двери он обернулся и взял Сириллу за руку.

— Позвольте мне сказать со всей откровенностью, — негромко промолвил маркиз, — что я чрезвычайно рад нашей встрече, мисс Винтак.

Девушка, не сказав ни слова, присела в легком реверансе, а маркиз подавил в себе желание поцеловать ей руку.

Уже сойдя на мостовую и надев на голову высокую шляпу, он обернулся, чтобы окончательно попрощаться с Сириллой, прежде чем сесть в фаэтон.

Вопреки его ожиданиям, она не стояла в дверях, глядя ему вслед. Вместо Сириллы маркиз увидел на пороге пожилую служанку, которая взирала на него с недовольным видом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Мисс Сирилла!

Голос был громким и настойчивым. Сирилла мгновенно проснулась и села в постели.

— Что случилось, Ханна?

Впрочем, девушка и так догадывалась, зачем служанка зовет ее. Выбравшись из-под одеяла, Сирилла взяла со стула халат, завернулась в него и поспешно вышла из спальни.

Не успела она войти в комнату отца, которая располагалась рядом с ее, как сразу поняла, что Франс Винтак скончался.

Ханна уже сложила ему руки, и теперь покойный выглядел, как показалось Сирилле, в точности как средневековые рыцари, могилы которых девушка неоднократно видела в церкви.

Теперь, когда смерть накрыла Франса Винтака своим зловещим крылом, его черты приобрели несвойственную ему при жизни строгость. Их уже не озаряла его добрая улыбка и лукавый блеск глаз, а потому отец показался Сирилле совсем не таким, каким она его помнила.

Франс Винтак всегда был весел и жизнерадостен, что являлось несомненным свидетельством того, что в его жилах текла австрийская кровь, и в то же время была в нем какая-то серьезность, которую, как и страсть к живописи, он унаследовал от своих фламандских предков.

Глядя на отца и с печалью в душе смотря на его правильные безупречные черты, Сирилла подумала, что теперь больше чем когда-либо понимает, за что ее мать полюбила этого человека страстной любовью, на которую он отвечал взаимностью.

В облике Франса Винтака было нечто романтическое, что, несомненно, отличало его от окружающих, словно он жил в некоем иллюзорном мире, созданном его собственным воображением — воображением художника.

Он на все взирал глазами человека искусства. Казалось, житейская рутина была над ним не властна, хотя и Сирилле, и ее матери не раз приходилось сталкиваться с самой жестокой нуждой.

«Бедный папа! Настоящий сказочный принц…» — вздохнув, подумала девушка.

Только сейчас она осознала свою потерю во всей ее глубине. Опустившись на колени рядом с постелью отца, Сирилла начала горячо молиться.

«Вот теперь папа и мама опять будут вместе, — мелькнула у нее мысль. — Для них, пожалуй, лучшего и желать нельзя…»

Сирилла не сомневалась, что любовь, подобная той, что связывала ее мать с Франсом, не исчезнет и после смерти, лишь навеки соединит любящих. Но почему они покинули ее так рано?..

Еще с момента смерти матери девушка бессознательно боялась такого исхода. Единственное, что утешало ее в горе, так это сознание того, что Франс Винтак отныне будет неразлучен с женщиной, которую он любил.

С тех пор как мать Сириллы отошла в мир иной, несчастный художник не жил, а существовал. Порой, глядя на него, девушка видела, что отец оживает, лишь когда рисует. Для Франса стало нестерпимой мукой проводить ночи в комнате, где когда-то он жил вместе с любимой.